ОТ/ЧЁТ

Какое-то время мы молчали. Сергей Сергеевич, видимо, из педагогических соображений. Ребята впереди изображали крутых полицейских гангстеров. Я просто не рыпался. Когда подъехали к Кольцевой, Сергей Сергеевич грустно так покачал головой и заговорил:

— Значит, Василий Михайлович, убедить вас помочь мне не удалось.

Я поинтересовался, когда он меня убеждал: в субботу в институте или в понедельник в метро. Он отмахнулся.

— Мы в курсе того, что с вами произошло, но вы ведь и сами не верите в то, что это наша работа. Помочь мы не успели, это да, но приписывать нам какие-то злые побуждения у вас, впрочем, нет никаких оснований. Мы до последнего (правда, напрасно) надеялись на взаимовыгодное сотрудничество. Но вы сотрудничать, скажем, не хотите. Вчера вы встречались с Куардом. Звонка от вас я не дождался.

— Но в нашей беседе не было ничего для вас интересного.

— Позвольте мне самому определять, что мне интересно, а что, скажем, нет. У нас, как мне казалось, была твердая договоренность: вы сообщаете мне все о ваших контактах с Куардом и Кербером, я, впрочем, решаю ваши проблемы в институте.

Я не нашелся что ответить. Да, похоже, мой спутник и не ждал от меня слов раскаяния. Он что-то готовил. Предчувствие мое голосом Глеба Борисовича твердило вне всякого смысла: «подлец, слепец, свинец, скопец». Потом выдохлось и замолчало. Зато вновь заговорил Сергей Сергеевич:

— Паша, передай, пожалуйста, папочку. Спасибо. Так вот, Василий Михайлович, я так понимаю, что ваши принципы или то, что им считаете таковыми, не позволяют нам встать на сторону государства. Вам это зазорно. Что ж, я готов облегчить вашу совесть. Вам ведь надо попасть в ситуацию безвыходную, чтобы потом вы могли себе сказать: я сделал все, что мог, я сопротивлялся до последнего, но они не оставили мне выбора… Считайте, что так оно, впрочем, и есть. Вот, просмотрите, мы тут для вас кое-что приготовили.

Я взял лист бумаги. На нем в столбик были напечатаны названия сайтов, посещенных в апреле — августе этого года с указанием номера компьютера, наименования провайдера и дат.

— Сайты, как вы можете заметить, — тоном экскурсовода сообщил Сергей Сергеевич, — главным образом организаций, связанных с ЭТА и баскскими сепаратистами. А этот, этот и этот размещают материалы по прикладному терроризму. Вон там форумы, на которых обсуждаются практические проблемы, скажем, применения тех или иных взрывчатых веществ. А компьютер этот с вашей кафедры, Василий Михайлович. И пароль — ваш. А теперь еще сюда взгляните. Здесь данные на ваш домашний компьютер.

Одного взгляда было достаточно, чтобы понять, что сайты на этом втором листке все рассчитаны на гомосексуалистов и педофилов.

— Можете сами выбрать, Василий Михайлович, какую распечатку первой, скажем, в университет Барселоны отправлять. А заодно в отечественные компетентные органы.

— А вы не перестарались, Сергей Сергеевич?

— Да я бы так, впрочем, не ломался. Сотрудник у нас новый, молодой. Энтузиазма у него еще много. Давай, говорит, так сделаем и этак. Он вам еще с Бен Ладеном предлагал переписку устроить. Но тут уж я стеной за вас стал. Нет, сказал, и все. Хватит.

— Вот спасибо вам.

— Не за что. Силы доказательств, скажем, в суде эти сведения, конечно, не имеют. Ну да суд нам и не понадобится. А вот командировочка ваша вряд ли состоится. Там они со своими террористами-педофилами не знают, что делать. Да и другое место работы подыскать, согласитесь, будет непросто.

Я только сейчас разглядел, какой он старый. Спина прямая, как у кавалергарда, очки недостает. Но щеки обвисли, и седую щетину не удается выбрить чисто. И еще морщины у рта и на лбу глубокие, как трещины в паркете у меня дома.

— Ну что, договорились? Да не смотрите вы так, как будто в следующей жизни разыскать хотите. У вас еще в этой все будет хорошо. Спасибо вы мне никогда не скажете. Но может быть, когда-нибудь самому себе признаетесь: я вам не только совесть облепил, но и дал возможность послужить великому делу.

Я отвернулся. В голову не приходило ни одной мысли. Ни вывернуться, ни сопротивляться не получалось. Душно стало и дурно. Я до десяти лет ни одно транспортное средство не переносил. Что там летать или в лодке плыть, поездка в автобусе со мной была для родителей мукой. А уж качели… В общем, я почувствовал себя семилетним, качающимся на качелях в самолете Ту-104, попавшем в турбулентный поток. А мамы с папой рядом не было. Только голос добрый, но строгий:

— Значит, так. Нам нужен ваш отчет обо всем, что вы знаете по этому делу. Не позже субботы. Вы мне позвоните и доложите, что и как. Если нет, мы начинаем действовать, Василий Михайлович. А вот и приехали, впрочем. Извините, на вашу улицу поворачивать не будем. Не из конспирации. На набережной асфальт опять разрыли, выезд плохой.

Дома, после душа и бурбона, стало легче. На автоответчике — четыре сообщения. Два из них — просто гудки. Третье — из института, о том, что на следующий вторник назначено заседание кафедры. Последним звонил Кербер. Он предлагал встретиться. Я перезвонил. Но дома у него никого не было.