Ее сердце не билось тридцать семь минут, но она все же жива. Лежит на койке, бормочет под нос, сворачивается в комок и содрогается. Не успеваю прикоснуться к худому плечу, как руку берут в крепкий захват, оплетая конечностями и прижимая к холодной коже. Замерзла. Моя ладонь зажата между ледяными острыми коленями, не скрытыми никакой одеждой. Кровь приливает к лицу, но убирать руку я не буду – Аста только затихла и спокойно засопела. Пусть отдохнет – ей и так много досталось. А пока я просто буду думать на отвлеченные темы. А потом незаметно уберу, когда она согреется.
Но не вышло.
- Привет, болтун! – приветствуют меня с больничной койки. – Ко мне тут одноглазая птичка залетала. Пытала расспросами, предложениями всякими соблазняла. Я даже почти не поддалась.
- Тут был директор Фьюри? – сжимаю свою ношу.
- Да, заходил. И сдал тебя с потрохами, говорливый ты наш. Что ты ему наболтал? – тянется к пакету.
- Я не помню. – даже перестала шуршать. – Тебя хотели отправить в лабораторию на вскрытие. Я разозлился и перестал соблюдать субординацию с начальством.
- Ты наорал на местного Вотана? Уважаю. – пытается крепко пожать руку. – Это очень мило, что ты так заступался за мое бренное дохлое тело. И поэтому ты прощен! – продолжает копаться. – О боги! Ты принес кетчуп – нектар и амброзию! Иди сюда – я тебя расцелую за заступничество и соус!
Аста оставляет звонкий поцелуй сначала на одной щеке, потом на другой. А затем распаковывает мясо, как ни в чем не бывало. Ну да, всего-то семьдесят лет пролетело с прошлого раза. Пока я предавался воспоминаниям Аста отрезала первый кусок и с наслаждением начала его жевать.
- Ты всегда ешь сырое мясо?
- Стив, разве ты не помнишь, как мы с тобой угощались хлебом, оливками и сыром? Я себя не просто так Бешенным Хомяком зову – я все люблю. Но сырое мясо мне сейчас больше поможет. – отрезает еще кусок, солит, перчит и мажет кетчупом. Кончики ушей на секунду покрываются шерстью.
- И как оно на вкус? – морщусь. – Может надо было прожаренных стейков попросить?
- Противно смотреть? Но ничего не поделаешь. Можешь отвернуться, чтобы не смотреть, с кем связался. – очередной кусок молча готовится в пищу. – На самом деле это очень вкусно. Как в жару мороженое съесть. Тает на языке и в голове фейерверк взрывается. Жаль, что из-за проблем с порохом я не могу их запускать.
- Я просто не предполагаю, как эта нога вся в тебе поместится. Она размером чуть меньше тебя. Ну, в этом твоем состоянии. – математические расчеты мне не удаются.
- У меня сейчас все идет в дело. Кстати о «все», принесешь водички? Можно даже из-под крана.
Когда я вернулся со стаканом она уже вынула все таблетки из блистера, пробормотала «ваше здоровье» и выпила все до единой. Когда она успела уничтожить почти все мясо? Хотя это неважно – передо мной на койке сидит прежняя Аста и беспечно болтает ногами. Как и не было болезненной синевы и худобы.
- Хочешь я покажу, что такое лирим? – смотрит на меня с прищуром. – Теперь я не буду выглядеть облезлой бездомной кошкой.
- Давай. Хочу наконец увидеть это. В сорок втором я думал, что мне все мерещится. Что выпил слишком много вина и просто хотел спать… Я даже никому не рассказывал – боялся, что в психбольницу заберут. Баки меня бы обсмеял.
- Я тебя специально подпоила.
- Что?
Пока я пытаюсь найти достойные моего возмущения слова Аста смыкает на секунду веки. Человеческие уши заостряются, залезают на растрепанную макушку, голая кожа уступает темной шерсти. Открывает чуть посветлевшие глаза.
- Это промежуточный этап между человеком и лирим. – почесывает шею, а между губ мелькают заостренные зубы. – Его проще всего прятать. Помнишь мои шапки и тюрбаны? И, главное – поменьше улыбаться. А теперь полный лирим. Смотри на ноги. – смотрю. – Да не на коленки, на ступни гляди! Что с тобой сегодня такое, бро?
Сама ведь сказала.
Контур босых ног течет вслед за изменяющимися костями. Ступни плавно вытягиваются, пальцы становятся толще, угол пятки уползает наверх, знакомая темная короткая шерсть закрывает загар. Ногти становятся толстыми изогнутыми когтями. Невероятно. Пока я в ступоре смотрю, не отводя взгляда, она начинает копошиться за спиной.
- Но самое главное – хвост! – говорит слегка измененным гортанным голосом. Лицо тоже изменилось – челюсть стала тяжелее, нос и губы перестали походить на человеческие. Однако длинные спутанные волосы все так же спадают с головы. – Тебе что, не интересно? Я тут самое дорогое показываю, а он не смотрит. Я свой хвост кому попало не свечу!
- Теперь понятно, почему ты тогда сказала, что сочувствуешь драконам. – кладу руку на плечо. – Можно почесать тебя за ухом? Ты обещала мне, Аста.
Я не вижу ее чудовищем. Не вижу шерсти, клыков и острых когтей, только глаза, в которых колыхается странная теплота и нежность.
- Валяй. – и я провожу по ушам, что как шелк. И по мокрым растрепанным волосам.
Мир так спокоен…