От чистого истока я начинаю путь (СИ)

- Это дыра в моем костюме. – а в глазах видно, что не о дырах хочет говорить.

- Нет. Это – пиздец!!! – закипаю.

- Аста, сколько можно так грязно выражаться? С тобой невозможно разговаривать. Или мне придется вымыть тебе рот с мылом? – даже глаза яростно сверкают.

- Не переводи тему разговора, мон шер. Кто дал тебе эту тряпку? Она патриотичная, да – с этим не спорю. Но тот, кто дал ее тебе – желал твоей смерти. Никакой защиты нет, ни одной твердой вставки, ни кусочка толстой кожи. НИЧЕГО. Возьми мою куртку. – протягиваю свое добро. Стив начинает ее щупать. – Чувствуешь, какая тяжелая?

- Да, по ней и не скажешь. – взвешивает в руке.

- А знаешь почему? – я сейчас точно взорвусь. – А потому, что у нее есть три слоя кевлара под подкладкой, кругом нашиты мелкие кусочки толстой кожи, а под сплошными кусками – участки с легкой кольчугой. Это мой легкий доспех, чтобы избежать ранений. А у тебя – ничего! Ладно у Романофф такой защиты нет – она ведь с пистолетами обычно воюет. Но ты! Ты же всегда с щитом в лоб к противнику идешь. Всегда прямое столкновение! Скажи, кто тебе его дал, и я сошью этому смертнику труселя из игл дикобраза и заставлю носить не снимая.

- Не получится. Фил Колсон уже умер.

Мы молчим. Он мнет мою куртку, а я хочу призвать дух этого верного ворона местного одноглазого Вотана-Фьюри и хорошенько настучать по призрачной башке. Извернусь, но настучу.

- Аста, скажи мне. – опять смотрят на меня глаза цвета безмятежного неба. – Ты так беспокоишься обо мне?

- Да. – забираю куртку.

- Кто же я для тебя? – тихо спрашивает.

Ну вот что мне делать с этим человеком, в чьем сердце живет другая женщина?

POV Стив Роджерс.

После моего вопроса Аста вздыхает, достает из внутреннего кармана куртки конверт и похоже набирается решимости.

- Пойдем, мой милый друг – я покажу тебе кое-что. – и идет дальше в дом. Мы шли довольно долго, пока не остановились перед дверью из темного дуба. Она, как и при своих путешествиях, кладет одну ладонь на дерево, а другой поворачивает ручку.

- Это моя Комната Памяти, Стивен Грант Роджерс.

Похоже, что сейчас все серьезно.

Комната, столь же огромна, как и гостиная, и почти пустует. Только посередине стоит кресло, а стены увешаны множеством портретов и фотографий. Под каждым изображением на крохотной полочке лежат разные предметы. Как на алтаре. Она достает из конверта фотографию и ставит ее на полку с надписью «Дедушка Монгво», рядом со старым ржавым гвоздем, а потом касается пальцами середины груди и лба.

- Я живу долго. Все эти люди и нелюди были мне очень дороги. Каждого из них я люблю всем сердцем. Кого-то как брата или сестру, кого-то как отца или мать. Много среди них друзей. Есть и те, кого я любила как мужчин. Их объединяет то, что все они покинули меня. Их души отлетели на перерождение, а дух слился с Душой Мира. Я не должна о них печалиться, но печалюсь. – я никогда не видел ее такой грустной.

- Я… не краду человеческие жизни. Каждый из них должен был пройти свой путь. Я только помогаю пройти его тем, кто мне дорог. Я с ними до их смерти. Стивен, я сотни раз закрывала глаза своим друзьям и любимым, бросала три горсти земли на их могилы и проливала вино в их честь. Вот мое личное кладбище. Ты здесь тоже есть. На радостях я забыла, что тебя надо убрать отсюда. Вот на этом месте. Я не успела заказать портрет, так что там только имя. – указывает на стену.

Я подхожу ближе. И правда – мое имя, а на полке лежат нож и друза прозрачного камня.

- Это нож того придурка, друг мой. – Аста стоит рядом. – Помнишь, в сорок втором.

- А камень?

- Кварц, горный хрусталь. У тебя такой же дух – сильный, прозрачный и твердый. А душа горит, как весенний костер. – грустно смеется. – Я семьдесят лет вспоминала тебя такими словами в своей душе, а теперь смотри – сама их тебе сказала. Как, однако, вывернулся Мир, чтобы это произошло.

Я не могу сделать ничего другого, кроме как обнять ее рукой за плечи.

- Я к времени нашей встречи устала вешать новые портреты в эту комнату и запретила себе подпускать людей близко, но ты мне очень понравился.

- Я тогда был меньше. И слабее.

- И что? – поворачивается и поднимает бровь. – Я вижу человеческие души. Они для меня главнее. Я даже сокрушалась, что такая славная душа оказалась в слабом теле. Ведь пропадет же ни за что, и отлетит раньше времени. Даже хотела остаться тогда, но вот это… – показывает на голову, где на мгновение появляются звериные уши. – Я первые несколько лет это не контролировала. Останься я – и меня бы раскрыли. А потом бы я очнулась на лабораторном столе, чтобы глядеть в пустые глаза людей. Которые меня раскроят и не поморщатся. Это страшно. – Аста вздрагивает. – Потому и отпустила тебя из сердца, назвав другом. А потом, после пуска ракеты поцеловала, ведь думала, что мы умрем. Ты песня, которая никогда не будет спета, да будет так.

- А если я… – набираюсь храбрости. – Если я хочу быть тебе не только другом?

Она опять грустно улыбается и наставляет палец мне на грудь.