От чужих берегов

Дрика была с виду спокойной, но, судя по рукам, терзающим носовой платок, она здорово нервничала, только виду не подавала. Да и сам я спокойным отнюдь не был – хотелось как можно быстрее свалить отсюда.

Преподобный между тем заскочил на кафедру, и хор, словно ему выключили звук, замолк. Толпа продолжала бесноваться, но голос Преподобного Смита, усиленный всей мощью наличного электричества, прозвучал над ней, как раскат грома:

– Братья! Приведем ли грешных на суд праведных? Дадим им возможность покаяться, как дает нам возможность Бог, чтобы мы были ближе к Славе Его и к присутствию Его?

– Приведем!

– Дади-им!

– Грех! Грех!

– Грешники!

– Приведем!!! – завывал на все лады зал.

У меня мелькнула мысль о том, что неплохо бы было покинуть пределы храма да обождать окончания на воздухе, но все проходы между рядами были забиты пляшущими, кричащими и беснующимися людьми. Потные лица, налитые кровью глаза, слюнявые рты, перекошенные в крике.

– Держись все время рядом, каждую секунду,– шепнул я испуганной Дрике.

В какой-то момент мне подумалось, что на роль кающихся грешников предназначены мы, но потом понял, что до этого пока не дошло. Несколько крепких мужчин, вооруженных и увешанных оружием, втолкнули в зал двоих, одетых только в нижнее белье, и поволокли их на сцену, не слишком заботясь о деликатности. Подтащив почти к краю сцены, их остановили, не отпуская ни на секунду и придерживая за руки. Шум в зале стих, даже выкрики проповеднического отпрыска стихли. Наступила тишина.

Я присмотрелся к «грешникам». Первый был постарше, лет за пятьдесят, длинный, сутулый, худой, тщедушный, одетый в длинные «боксеры» и белую майку, на ногах, сплошь опоясанных синими венами, были пластиковые тапочки, причем женские, розовые и с какими-то бабочками. Второй моложе, немного за тридцать, худощавый и довольно мускулистый, с мелированными длинными волосами, сейчас растрепанными, а на лице же особенно выделялся огромный фингал вокруг правого глаза, такой, что он этим глазом наверняка ничего не видел. Его наряд состоял из трусов с какой-то футболкой и женских тапочек-«зайчиков», пушистых и с оттопыренными ушками. Похоже, такую обувь им выдали специально, в насмешку и для вящего унижения.

Преподобный Смит обернулся, протянул руку в их сторону. Голос его разнесся над погруженной в молчание толпой:

– Вот они, братья. Вот те, кого отделили наши добровольцы от стада! Меняла и мужеложец! Те, кто надеялся в нашем стаде затеряться, смешаться с толпой. Те, кто наивно надеялся укрыться от Гнева Божьего! Они! Надеялись! Обмануть! Бога!

Последние слова он выкрикнул раздельно, и крик эхом заметался в зале церкви, над головами замершей в предвкушении толпы.

– Скажи, грешный, кто ты такой? – Неожиданно Преподобный сунул микрофон прямо в лицо пожилому.– Кем ты был и откуда ты пришел?

В первый момент мне показалось, что «грешник» не ответит, но один из «добровольцев», тучный, но очень крепкий, похожий на борца мужик в черной разгрузке и черной кепи, ощутимо ткнул его кулаком в спину.

– Я был финансовым советником,– быстро ответил пожилой.– Я работал на «Инзингер», на Уолл-стрит, в Нью-Йорке.

– Как тебе имя? – снова гулко и с эхом вопросил Преподобный, явно претендуя на роль Гласа-с-Небес.

– Я – Сэмьюэл Брик,– поспешно ответил тот.

– Финансовый советник…– В голосе Преподобного послышалась недобрая усмешка.– Ты учил людей, как вкладывать деньги в пустые бумажки и зарабатывать, ничего не делая? Забыв о том, что «хлеб свой в поте лица своего добудешь»? Так? Ты брал их потом заработанные деньги и терял их, ни за что не отвечая?

Брик явно хотел сказать, что это не так, но получил сзади удар в почки и задохнулся от боли, выпучив глаза. Преподобный же обратился к залу:

– Все слышали? Всем ясен грех? Меняла! Меняла у нас в храме! Жрец Золотого Тельца, за поклонение которому Бог карал израелитов!

– Преподобный вложил все свои наличные в Ай-Ти-рынок,– вдруг прошептал кто-то сзади,– и пролетел на всю сумму, когда рынок рухнул. С тех пор, хоть и времени много прошло, он банкиров и финансистов приравнял к Антихристу. Не оборачивайся.

Толпа шумела, кричала, какая-то кликушествующая женщина выкрикивала: «Адский пламень вижу! Горишь! Сатана тебя ведет!» Где-то громко плакал ребенок.

– Ты! – указующий перст Преподобного был направлен на молодого с мелированными волосами.– Отвечай мне, как ответил бы самому Иисусу пред вратами вечной жизни! Ты – мужеложец?

«Мужеложец» был явно в полной прострации и просто мотал головой из стороны в сторону, показывая, что даже не хочет слышать вопросов. Преподобный не смутился даже тогда, когда несколько сильных тычков в спину так и не вывели «грешника» из его страусового состояния.

– Может кто в этом зале свидетельствовать в защиту или в обвинение этого человека? – вдруг заголосил сын проповедника, обводя глазами зал.

Пронеслась волна выкриков, потом какая-то женщина закричала: