От дам-патронесс до женотделовок. История женского движения России

Чернышевский рекомендовал через свою героиню всем читающим женщинам заняться практическим образованием, создавать рабочие места для женщин – артели, трудиться в них на благо женщин с более низким социальным статусом, выполнять в их среде роль наставниц. Совершенно достоверно известно, что Н. Г. Чернышевский знал о существовании женских артелей424: он увидел новые формы социальной организации в реальной жизни и описал их, сильно идеализируя.

Вера Павловна стала идеалом для образованных женщин не одного поколения. По мнению современников, роман оказал серьезное влияние на развитие семейно-брачных отношений. Чернышевский предложил вариант решения вопросов семьи, брака и любви. Моральное оправдание фиктивного брака, «равноправность» в отношениях супругов, право женщин на сексуальность, тело, женскую субъективность. В романе утверждались новые нравственные нормы, которые демонстрировали Лопуховы и Кирсановы, то есть русская интеллигенция, и за которые цензор О. А. Пржецлавский квалифицировал роман как «аморальный, отрицающий христианскую идею брака» и проповедующий вместо нее «чистый разврат»425.

Женщины-писательницы также не остались в стороне от животрепещущих дискуссий на женскую тему. Произведения популярной Н. Хвощинской (псевдоним В. Крестовский), Ю. Жадовской и других разрабатывали образ бедной, некрасивой, но внутренне свободной женщины, которая хочет жить своим трудом. Часто это была старая дева, образ которой переосмыслялся усилиями женщин-писательниц. Не определяя себя политически, не поддерживая зачастую идеи женской эмансипации, писательницы в своем творчестве точно отображали русский провинциальный быт с его патриархатными установками в отношении женщин. П. А. Кропоткин писал о творчестве Н. Хвощинской:

Каждая повесть заключает в себе драму девушки, лучшие стороны которой беспощадно душатся окружающими ее, или рассказывает еще более тяжелую драму старой девушки, принужденной жить под гнетом тирании, мелких преследований и булавочных уколов со стороны родных426.

В лице Марии Цебриковой и Анны Энгельгардт оформлялась русская женская критика. Эти авторки уделяли пристальное внимание «женскому элементу» – женским литературным образам и в целом женскому творчеству. Их эмоциональные, жестко аргументированные статьи (особенно у Цебриковой) разрушали патриархатные клише, влияли на дискурс литературной критики в отношении женщин, способствовали развитию русской женской прозы.

По мнению Р. Барта, неизбежной задачей реалистического романа становится воссоздание социального разноязычия427. Это справедливо и в отношении литературы русского реализма. Русская беллетристика также воспроизводила социальные языки, существовавшие в толще национального языка; производила социопрофессиональные термины, основные категории и понятия освободительного движения. В первую очередь, это были термины, обозначающие субъектов (акторов) политического процесса: «новые люди», «новая женщина», «нигилист», «нигилистка», «кисейная барышня». Производство языка делалось одними, а отражение – другими. Е. А. Штакеншнейдер писала:

Тургенев создал слово «нигилист» <…> Помяловский создал выражение «кисейная барышня», хотя и не пользующееся, подобно слову «нигилист», всесветской известностью, но всероссийской несомненно. Получить в 60‐х гг. прозвание «нигилист», «нигилистки» было почетно, «кисейная барышня» – позорно428.

Эти понятия практически сразу перешли в официальный дискурс, не вызвав отторжения своей инаковостью, стали частью политического языка, политического дискурса.

Слово «нигилист» существовало и до И. С. Тургенева, но стало термином, обозначающим новый тип человека, только после появления в романе «Отцы и дети» (1862), в котором Тургенев на примере Базарова описал типические черты нигилиста.

Движение нигилистов вызвало к жизни особую «антинигилистическую» литературу. Это романы Н. С. Лескова «Некуда» (1864), «На ножах» (1870–1871); В. П. Клюшникова «Марево» (1869), Вс. В. Крестовского «Панургово стадо» (1869), «Кровавый пуф» (1875), которые обличали нигилизм, нигилистов и их идеи. Особенно в невыгодном свете были решены образы женщин, ищущих свой путь в жизни. Осуждалось их участие в «общем деле». Положительные героини этих романов выглядели очень условными и схематичными на фоне с блеском описанных барышень и барынь, впадающих в грех самостоятельности и общественной деятельности.

Проблема положительного образа, идеала русской женщины приобрела в начале 1860‐х годов политический характер.