Читаем От Данте к Альберти полностью

Однако не всем богачам политическая карьера казалась столь уж привлекательной. «Не пренебрегайте вашими собственными делами из-за общественных, — пишет сыновьям богатый флорентийский пополан первой половины XV в. Джованни Ручеллаи, — ибо тот, у кого недостаток в доме, еще меньшего достигнет вне его. Общественные дела, честно выполняемые, не удовлетворяют нужд семьи, и публичные почести не могут ее прокормить. Добейтесь уверенности в том, что ваше частное состояние сохранится в целости, так что вам будет хватать на обеспечение своих потребностей»{6}. Подобного взгляда придерживались и некоторые другие деловые люди, но полностью отстраниться от должностей во флорентийском аппарате управления лицам, принадлежавшим к господствующему слою населения, очевидно, не представлялось возможным. «Похоже, что он отказывался от тех общественных должностей, от которых можно было отказаться. Я сам помню, как он… отказался стать знаменосцем компании», — пишет о своем отце Бонаккорсо Питти{7}.

Впрочем, возможность принимать участие в управлении для богатых и отчасти средних пополанов постепенно сужалась по мере того как происходила трансформация строя вольных коммун в Северной, а позднее Центральной Италии в синьории, или тирании. Эта трансформация, начавшаяся в середине XIII в., в основном произошла в XIV столетии, а во Флоренции — в XV в. (республиками с олигархическим строем оставались Венеция и Генуя). Конкретные экономические и политические обстоятельства, особенности социальной структуры городского общества обусловили разнообразие типов синьории: некоторые тираны опирались на богатых купцов и предпринимателей, другие — на нобилей или же лавировали между разными группами городского населения. При возвышении тирана старые республиканские учреждения, как правило, сохранялись, хотя их значение резко уменьшалось. «Можно сказать, что душа итальянской коммуны — свободолюбие и патриотизм ее граждан, их вековой республиканизм — и ее стержень, ее сердцевина — ремесло и торговля — продолжают оказывать значительное влияние на экономическую и политическую жизнь тирании… Коммуна, ее учреждения, ее традиции не гибнут внезапно и до конца»{8}. Это относится даже к таким городам, как Милан при Висконти или Сфорца, Римини при Малатеста или Феррара при Эсте, где синьоры стояли во главе государства вполне официально, а члены многих богатых и знатных родов превратились в их придворных. Еще шире был круг Лиц, служивших опорой дома Медичи, члены которого не занимали формально никаких высоких должностей во Флоренции. Так, Козимо, фактически правивший Флоренцией с 1434 г. до 1464 г., опирался на более широкие круги «жирного народа», чем стоявшая до этого у власти олигархия. Впрочем, когда в середине 50-х годов, во время вспыхнувших в городе распрей, Козимо допустил некоторое расширение политических прав горожан и, как сообщает Макьявелли, «все граждане вообразили, что им возвращена свобода»{9}, поддерживавшие Козимо круги богатых пополанов, еще не забывшие грозного народного восстания чомпи, испугались чрезмерной демократизации управления. «Знатные горожане объединились и явились к Козимо просить, чтобы он соблаговолил вырвать как их, так и себя самого из-под власти простого народа и вернуть государство в то состояние, при котором он был у власти, а они в почете»{10}.

Эти круги не просто «находились в почете» при Козимо и Лоренцо Великолепном (1469–1492): именно они занимали места в советах и других учреждениях. Но своеобразие обстановки, в которой создавалась культура Возрождения, определялось и тем обстоятельством, что в известной степени доступ в эти учреждения был открыт также способным выходцам из средних и даже низших слоев пополанов; индивидуальные качества по-прежнему помогали человеку строить собственную судьбу. Не следует забывать и того, что даже тираны во многом своей властью обязаны были самим себе: честолюбию, сильной воле, военному таланту, изворотливости, проницательности. Единоличным правителем города мог стать удачливый подеста, «капитан народа», кондотьер (например, Сфорца), представитель знатного рода (Висконти, Эсте), богатый купец, предприниматель, банкир (Петруччи в Сьене, Бальоне в Перудже, Медичи). Путь к власти мог быть длительным и трудным или коротким: заговор, завоевание города, интриги и пр. Не менее необходимы были качества, присущие «сильной личности», и для того, чтобы удержаться у власти.

В XV в. в экономической жизни некоторых областей Северной и Средней Италии обнаружились первые признаки застоя. Но и тогда перед богатыми, а реже — небогатыми горожанами, возмещавшими недостаток капитала предприимчивостью и способностями, открывалась соблазнительная перспектива материального успеха.

Перейти на страницу:

Похожие книги

100 знаменитых памятников архитектуры
100 знаменитых памятников архитектуры

У каждого выдающегося памятника архитектуры своя судьба, неотделимая от судеб всего человечества.Речь идет не столько о стилях и течениях, сколько об эпохах, диктовавших тот или иной способ мышления. Египетские пирамиды, древнегреческие святилища, византийские храмы, рыцарские замки, соборы Новгорода, Киева, Москвы, Милана, Флоренции, дворцы Пекина, Версаля, Гранады, Парижа… Все это – наследие разума и таланта целых поколений зодчих, стремившихся выразить в камне наивысшую красоту.В этом смысле архитектура является отражением творчества целых народов и той степени их развития, которое именуется цивилизацией. Начиная с древнейших времен люди стремились создать на обитаемой ими территории такие сооружения, которые отвечали бы своему высшему назначению, будь то крепость, замок или храм.В эту книгу вошли рассказы о ста знаменитых памятниках архитектуры – от глубокой древности до наших дней. Разумеется, таких памятников намного больше, и все же, надо полагать, в этом издании описываются наиболее значительные из них.

Елена Константиновна Васильева , Юрий Сергеевич Пернатьев

История / Образование и наука
Адмирал Ее Величества России
Адмирал Ее Величества России

Что есть величие – закономерность или случайность? Вряд ли на этот вопрос можно ответить однозначно. Но разве большинство великих судеб делает не случайный поворот? Какая-нибудь ничего не значащая встреча, мимолетная удача, без которой великий путь так бы и остался просто биографией.И все же есть судьбы, которым путь к величию, кажется, предначертан с рождения. Павел Степанович Нахимов (1802—1855) – из их числа. Конечно, у него были учителя, был великий М. П. Лазарев, под началом которого Нахимов сначала отправился в кругосветное плавание, а затем геройски сражался в битве при Наварине.Но Нахимов шел к своей славе, невзирая на подарки судьбы и ее удары. Например, когда тот же Лазарев охладел к нему и настоял на назначении на пост начальника штаба (а фактически – командующего) Черноморского флота другого, пусть и не менее достойного кандидата – Корнилова. Тогда Нахимов не просто стоически воспринял эту ситуацию, но до последней своей минуты хранил искреннее уважение к памяти Лазарева и Корнилова.Крымская война 1853—1856 гг. была последней «благородной» войной в истории человечества, «войной джентльменов». Во-первых, потому, что враги хоть и оставались врагами, но уважали друг друга. А во-вторых – это была война «идеальных» командиров. Иерархия, звания, прошлые заслуги – все это ничего не значило для Нахимова, когда речь о шла о деле. А делом всей жизни адмирала была защита Отечества…От юности, учебы в Морском корпусе, первых плаваний – до гениальной победы при Синопе и героической обороны Севастополя: о большом пути великого флотоводца рассказывают уникальные документы самого П. С. Нахимова. Дополняют их мемуары соратников Павла Степановича, воспоминания современников знаменитого российского адмирала, фрагменты трудов классиков военной истории – Е. В. Тарле, А. М. Зайончковского, М. И. Богдановича, А. А. Керсновского.Нахимов был фаталистом. Он всегда знал, что придет его время. Что, даже если понадобится сражаться с превосходящим флотом противника,– он будет сражаться и победит. Знал, что именно он должен защищать Севастополь, руководить его обороной, даже не имея поначалу соответствующих на то полномочий. А когда погиб Корнилов и положение Севастополя становилось все более тяжелым, «окружающие Нахимова стали замечать в нем твердое, безмолвное решение, смысл которого был им понятен. С каждым месяцем им становилось все яснее, что этот человек не может и не хочет пережить Севастополь».Так и вышло… В этом – высшая форма величия полководца, которую невозможно изъяснить… Перед ней можно только преклоняться…Электронная публикация материалов жизни и деятельности П. С. Нахимова включает полный текст бумажной книги и избранную часть иллюстративного документального материала. А для истинных ценителей подарочных изданий мы предлагаем классическую книгу. Как и все издания серии «Великие полководцы» книга снабжена подробными историческими и биографическими комментариями; текст сопровождают сотни иллюстраций из российских и зарубежных периодических изданий описываемого времени, с многими из которых современный читатель познакомится впервые. Прекрасная печать, оригинальное оформление, лучшая офсетная бумага – все это делает книги подарочной серии «Великие полководцы» лучшим подарком мужчине на все случаи жизни.

Павел Степанович Нахимов

Биографии и Мемуары / Военное дело / Военная история / История / Военное дело: прочее / Образование и наука
Николай II
Николай II

«Я начал читать… Это был шок: вся чудовищная ночь 17 июля, расстрел, двухдневная возня с трупами были обстоятельно и бесстрастно изложены… Апокалипсис, записанный очевидцем! Документ не был подписан, но одна из машинописных копий была выправлена от руки. И в конце документа (также от руки) был приписан страшный адрес – место могилы, где после расстрела были тайно захоронены трупы Царской Семьи…»Уникальное художественно-историческое исследование жизни последнего русского царя основано на редких, ранее не публиковавшихся архивных документах. В книгу вошли отрывки из дневников Николая и членов его семьи, переписка царя и царицы, доклады министров и военачальников, дипломатическая почта и донесения разведки. Последние месяцы жизни царской семьи и обстоятельства ее гибели расписаны по дням, а ночь убийства – почти поминутно. Досконально прослежены судьбы участников трагедии: родственников царя, его свиты, тех, кто отдал приказ об убийстве, и непосредственных исполнителей.

А Ф Кони , Марк Ферро , Сергей Львович Фирсов , Эдвард Радзинский , Эдвард Станиславович Радзинский , Элизабет Хереш

Биографии и Мемуары / Публицистика / История / Проза / Историческая проза