От десятой луны до четвертой

Сверху мне было видно, как потихоньку оживают наши, я даже расслышала в наступившей над долиной тишине, как кто-то в палатке сказал: "Нужна мазь от ожогов". И я подумала, что все нормальные люди будут сейчас мазать головы и спины, а мне, похоже, придется лечить волдыри на попе и внутренней поверхности бедер. И ходить я буду в раскоряку, вот забавно…

Прошло, наверное, миллион лет, но я наконец услышала:

— Спасибо. Можешь отпустить крыло и слезть.

Я разжала руки.

Дракон бесконечно усталым движением попытался сложить крыло. Получилось со второго раза. Он вздохнул, как-то обмяк, вытянул шею и положил голову на плиты, закрыв глаза.

Я слезла с его спины, ощупала свой хвост — он был, как ни странно, в полном порядке и паленым от него не пахло.

— Иди к своим, — тихо сказал дракон.

— Успею, — отозвалась я и села на плиты рядом с его головой, блаженно вытянув ноги.

Наши сейчас вместе и, конечно, будут мне очень рады, но там и без меня не горестно, а здесь, на верхушке гробницы, золотой дракон лежал какой-то совершенно бесприютный и чужой всем.

Это был непорядок, потому что это было неправдой.

Он мне был нужен, а это уже кое-что.

Глава тридцать седьмая ХОРОШО СИДЕТЬ…

Хорошо сидеть, когда тихо, спокойно и солнце светит. Мы так всех перепугали, что они даже онагры снова не запустили, не стали нас обкидывать.

Потихоньку дракон отошел и снова зазолотился.

— Ну как ты? — спросила я, увидев, что он открыл глаза. Дракон уселся в своей обычной горделивой позе, скосил блестящий глаз.

— Лучше, чем я мог предполагать. Но так плохо мне еще никогда в жизни не было.

— Даже когда вас усыпили?

— Даже тогда.

— Странно, я думала, поливать всех пламенем для вас, драконов, дело обычное, — заметила я.

— Обычное в обычных условиях. Эта дыра в крыле сама по себе ничтожна, но она нарушила мою целостность. А без этого ни летать, ни полыхать огнем дракон не может.

— Но ты же смог?

— И еще неизвестно, как это мне аукнется.

— Вы тоже аукаете? — удивилась я.

— Что мы делаем? — с подозрением переспросил дракон.

— Ну, кричите "ау", чтобы эхо откликнулось.

— Нет. Сколько раз тебе сообщать, что не я это говорю, а ты воспринимаешь мою информацию и облекаешь в наиболее удобную для себя форму. Это твой предохранительный клапан. Чтобы не сойти с ума от общения с драконом.

— Ну хорошо, я предохраняюсь. А ты? Ты тоже этим занимаешься?

— Драконы не сходят с ума от людей. Вы довольно ограниченны и просты для восприятия.

— Пропускаем этот пункт. Но скажи, почему же ты все-таки пошел на риск?

— А что мне оставалось делать? — горько вопросил дракон. — Если бы не огонь, энергия для полета мне могла бы и не понадобиться, тут уж не до выбора.

— А что бы с тобой сделалось? — пожала плечами я. — Сидел бы тут на грядке и плевал на всех сверху ядовитой слюной. Они бы побоялись к тебе подбираться, так, глядишь, и до ночи бы дотянул.

— Драконы не говорят пустых слов! — громыхнул золотой так, что я даже скривилась. Словно в голове кто-то в колокол ударил.

— С ума сошел?! — пнула я его переднюю лапу.

— Извини. Но если я сказал, что дождусь сегодняшней ночи, чтобы определить, смогу ли поднять в воздух четырнадцать человек, значит, я должен был дожить до ночи вместе с этими четырнадцатью.

— А теперь что ты скажешь?

— Скажу, что, как стемнеет, я постараюсь взлететь и перенести их за реку. Это большее, на что я способен, если только способен. Дальше будет еще хуже. Пойди предупреди их.

— Но тебе стало легче? — спросила я.

— Нет, мне становится хуже и хуже. Пуповина очень нехорошее место для драконов, нам нельзя тут быть.

— Заплаты не помогают?

— Помогают. На них вся надежда. Иди.

Легко сказать иди… Я чуть ли не кубарем скатилась с надгробной насыпи, помянув недобрым словом всех, кто ее облицовывал и кто полировал для облицовщиков плиты, их родителей, бабушек, дедушек, соседей и близких друзей.

Строители, Медбрат их побери! Не смогли малюсенькую лестницу врезать! И Молниеносный хорош, столько денег в свою гробницу вбухал, а такой мелочи не предусмотрел!

Потирая локти и коленки, я прохромала в палатку. Сестру теперь положили у входа, она по-прежнему была прикрыта одеялом.

— Ну где ты пропала? — встретила она меня упреком. — Сидишь там наверху и сюда даже не глянешь. Я тебе и машу, и кулаком грожу — все без толку. Голодная, наверное?

— Да нет, — отмахнулась я. — Что-то я и про голод забыла. А где Нож?

— Да тут я, тут… — подошел из глубины палатки с банкой масла полуголый Нож. — Ту плешь, что мне твоя сестрица проесть не смогла, прожег твой дракон, Пушистая Сестричка. Останусь лысым во цвете лет. Вы бы хоть предупредили, что огнемет запускаете.

— Тебе лысина будет очень к лицу, — пробурчала сестра.

— Меня бы кто предупредил, — отозвалась я. — Тоже не догадывалась, что такое начнется. Думала, хвост зажарится — все равно что на сковородке сидеть.

— Хорошо дружить с драконом, — заметил Нож, опускаясь рядом с сестрой и подставляя ей спину.