Это большая ошибка. Ценности не берутся из ничего, так же как и факты реальности. То, что каждый волен выбирать себе ценности, говорит только о его свободе, и эта свобода обьективна. Соответственно, до тех пор пока субьект осознанно выводит свои ценности из свободы, они имеют все шансы оказаться обьективными.
– А что тогда ему мешает? Вернее не ему, а всем нам, судя по нашим бесконечным разногласиям!
Ошибки. Свобода же не даёт детерминированных ответов, отсюда и результат.
– Как же тогда не ошибиться? Как договориться? Это ж чистая благоглупость – люди ошибаются даже с обьективными фактами!
Да, ошибаются. Но если они стремятся к истине, они её обязательно найдут – так работает наука. И точно так же работает настоящая философия. Надо хотеть свободы, а значит хотеть слушать других и уметь договориваться. Общее согласие преодолевает субьективность.
– Что-то типа "свободные люди свободно договариваются чтобы стать свободнее"?
Да. Ведь источником наших ценностей служит не только свобода. Свобода позволяет нам оценивать мир, но она – лишь его половинка. Вторая половинка – детерминизм, и он тоже служит источником желаний. Ошибки возникают, когда человек подчиняется законам выживания, ведёт себя как эгоистичное животное, отказывается стремиться к свободе. Тогда ему кажется, что добро – это когда ему хорошо независимо от остальных, когда договор с ними не нужен и вреден для него. Его моральный центр подавлен, человек оказывается запрограммирован природой. Ошибки – следствие потери свободы, отказа от неё.
– А разве нельзя обойти ошибки с помощью рациональных доводов, нельзя по-хорошему убедить эгоиста стать человеком?
Чисто рациональные доводы в договоре не работают, поскольку самое рациональное – собственные интересы и договор в лучшем случае будет неискренним. Впрочем, насчёт "в лучшем" не уверен – неискренний договор хуже никакого. Для договора нужна единая ценностная, внерациональная основа, а уже из неё можно делать рациональные выводы. Исходный моральный постулат – вернее аксиома поскольку он очевиден – примерно таков: общую свободу надо сделать общей целью, каждому надо отказаться от эгоизма и насилия. Это и будет "по-хорошему".
– Иными словами, без любви никто никогда не договориться. Не зря христианство учит нас, что всеобщее добро – не что иное как всеобщая любовь!
Вот это и есть образец чистой субьективности. Любовь – всего лишь чувство, да и встречается оно не слишком часто, а если и встречается, то ненадолго и абсолютно конкретно – она избирательна, она обязательно сопровождается ревностью, она ставит одних людей ближе, других дальше. Всеобщей любви всех ко всем, уравнивающей людей, не может быть в принципе. Это настолько невообразимо, что заставляет усомниться в здравомыслии её проповедников. И они, что характерно, вовсе не горят любовью к другим. Заметьте также, что любовь лишает нас свободы. Свобода с другой стороны, не просто естественна для человека, она абсолютно необходима. При этом свобода в обществе возможна только как следствие равноправного договора, как истинное общее благо.
– Вы просто не понимаете Святого Учения, истинная любовь – та, что любит образ Божий в каждом человеке!
А он там есть? Некоторые экземпляры гомо-сапиенса настолько отвратительны и безнадежны, что любить их может только святой учитель. Подозреваю, "образ Божий" – это искра свободы, но проявляется она если человек стремится к свободе, к общему благу. Только такого человека можно уважать, только с таким можно договариваться. И только про такого можно сказать, что он сделан "по образу и подобию" творческого начала мироздания, свободы.
– Выходит, человек рождён "чистым листом" на котором можно написать всё, что угодно?
Человек рождён эгоистичным животным и чтобы стать свободным ему надо работать над собой опираясь на разум подареный ему свободой. Он должен пройти вслед за мирозданием свою "малую эволюцию" – от детерминизма к свободе.
– И в конце он умрёт!
Но не умрёт его вклад в общее дело.
– Тогда гуманизм! Всемирные организации, миллионы людей, миллиарды долларов… Уже почти всеобщий договор!
Светская версия христианства, проводящая в жизнь всё ту же безответную любовь ко всему живому? Подпирающая своим авторитетом глобализм, права меньшинств, животных и даже климата? Если христианство по крайней мере опирается на веру в бога, то гуманизм вообще ни на что не опирается, если не принимать всерьёз его веру в человека, в то, что он – нечто немыслимо хорошее, некая высшая ценность. Причём любой.
– Но если есть неисправимые эгоисты, общий договор явно невозможен!
Да, но всегда возможен частичный и это немало. А животные пусть остаются животными, что ж с ними делать.
– И что с ними делать?
Люди решат в итоге договора.
– Но если договора пока нет, этика неприменима, так?
Абдусалам Абдулкеримович Гусейнов , Абдусалам Гусейнов , Бенедикт Барух Спиноза , Бенедикт Спиноза , Константин Станиславский , Рубен Грантович Апресян
Философия / Прочее / Учебники и пособия / Учебники / Прочая документальная литература / Зарубежная классика / Образование и наука / Словари и Энциклопедии