Исаак с помощью молотка, пилы и топора мастерил всевозможные полезные и бесполезные вещи, в аптеке учился готовить разные лекарства, записывал рецепты и предупреждения: «Вещи, которые вредят зрению: чеснок и лук… Ходьба сразу после принятия пищи. Горячее вино. Холод. Слишком много слез». В семье аптекаря никто не сомневался, что судьба уготовила молодому Ньютону нечто большее, чем жизнь обычного крестьянина. Однако его мать ничего не хотела слышать. Осенью 1659 года она забрала его домой – пора было засеивать поля.
Исаак оказался к этому неспособным. Когда он пас овец, животные топтали всходы соседа. Он не присматривал за ними, потому что в это время строил у ручья водяное колесо. Вместо того чтобы работать в поле, он собирал травы или лежал на лугу с книгой, пока свиньи убегали через дыру в заборе, которую ему вообще-то нужно было заделать. Когда Исаак читал, мастерил или размышлял, он забывал не только о своих обязанностях, но и о необходимости есть и пить. Из-за недостатка глюкозы в крови и обезвоживания у него кружилась голова. Потеря пищевого инстинкта – типичная проблема обычного ботаника – у Ньютона наблюдалась всю жизнь.
Его мать считала эти выходки не причудами гения, а простым непослушанием. Все чаще она ссорилась с Исааком, пока, наконец, его учитель из Грэнтема и брат Анны не позаботились о том, чтобы юный Ньютон был зачислен в Тринити-колледж (колледж святой Троицы), самый крупный из 16 колледжей Кембриджского университета. Для матери и для сына это стало спасением.
В первый год обучения в Кембридже Ньютон взахлеб читал труды Аристотеля. Великий греческий ботаник, желающий систематизировать весь мир, пришелся молодому Ньютону по вкусу. А вот сокурсник, с которым он вынужден был делить свое первое жилье, ему совсем не нравился: тот был слишком шумным недалеким человеком, да еще и интересовался женщинами, что Ньютона прямо-таки раздражало. Он начал читать своему соседу по комнате длинные нравоучительные лекции, что, собственно, помогло – тот сбежал. Нового соседа звали Джоном Викинсом. Он прекрасно разбирался в Библии, как и сам Ньютон, был так же молчалив и сдержан. Кроме того, обоих молодых мужчин объединял интерес к алхимии. Они даже переделали свою комнату в лабораторию. Двадцать лет они прожили вместе, а когда Ньютон стал известен, он взял Викинса к себе в секретари.
В начале 1665 года в городах Англии свирепствовала чума, поэтому Ньютон на два года вернулся в Вулсторп. Он повесил у себя в комнате несколько книжных полок и оборудовал в доме рабочий кабинет. 23-летний студент читал и писал как одержимый, но не по вопросам алхимии или теологии, а в основном по математике. Он обошел самого Аристотеля и Декарта. Алгебру француза, основывающуюся на формулах с большим количеством цифр и бесчисленным множеством составных частей уравнения, он расширил до вычислительной системы с бесконечными рядами. Декарт вокруг бесконечности чертил широкую дугу, Ньютон же обычно с помощью нее и соответствующих производных рассчитывал скорость движения по расстоянию и, наоборот, по величине скорости – расстояние. Для обычного новоиспеченного специалиста все еще остается загадкой, как можно использовать бесконечность для расчета чего-то, но для ботаника-математика это самые обычные задачи.
В Вулсторпе Ньютону пришла в голову идея о силе тяжести, с помощью которой все тела, в том числе планеты в космосе, притягиваются друг к другу. Существует легенда, что это озарение посетило ученого, когда на голову ему с дерева упало яблоко. Однако вряд ли упавший фрукт нужен был Ньютону для вдохновения – он получал его в достаточной мере из трудов Галилея, Кеплера и Коперника. К тому же Вольтер, который пустил в свет историю с яблоком, был не только философом и просветителем, но и писателем романов.
В 1667 году Ньютон вернулся в Кембридж, где вскоре стал магистром искусств. Его финансовая сторона жизни значительно улучшилась, теперь он получал еще и стипендию. Исаак должен был (тогда так было принято в Кембридже) дать обет целомудрия, что ему не составило никакого труда. Даже наоборот: наконец он решил вопрос с женщинами раз и навсегда.
Через два года он начал заведовать кафедрой математики. Теперь ученый мог свободно заниматься исследованиями. Однако такая должность предполагала еще и преподавание, чего Ньютону совсем не хотелось делать. Ботаник с удовольствием произносил умные монологи, но совсем не питал интереса к тому, чтобы учить чему-то других. Занятия, которые вел одаренный математик, были просто катастрофой. «После его первой лекции никто не хотел слушать вторую, – рассказывал его биограф Майкл Уайт, – и так продолжалось последующие 17 лет, пока его наконец не освободили от этого. Ньютон говорил пустому залу – и слышал эхо собственного голоса».