От Дубно до Ростова

Прежде всего нужно разделить организационную и техническую компоненты. Механизированные корпуса не оправдали возлагавшихся на них надежд в качестве самостоятельных средств ведения боевых действий. Их многочисленные танки не были обеспечены в достаточной мере поддержкой артиллерии, минометов, саперных подразделений и, главное, пехотинцев с винтовками, пулеметами и минометами. Поэтому танковые и моторизованные дивизии советских механизированных корпусов не были способны к эффективным самостоятельным действиям по захвату и удержанию ключевых пунктов. Приграничное сражение дает этому массу примеров. Несмотря на неоднократные попытки, соединениям 15–го механизированного корпуса не удалось проломить оборону немецких пехотных дивизий в районе Радзехова. Контрудары дивизий 4–го механизированного корпуса не смогли остановить продвижение XXXXIX горного корпуса и лишь сдерживали их порыв на восток. 8–й механизированный корпус не смог закрепить достигнутый группой Н. К. Попеля успех и удержать позиции у Бродов. Подобного рода примеры можно встретить и в дальнейшем. Вводом в бой свежего батальона Т–34 40–я танковая дивизия механизированного корпуса Н. В. Фекленко не смогла ликвидировать прорыв 13 танковой дивизии III моторизованного корпуса у Гульска. 2–й механизированный корпус смог лишь на время остановить продвижение дивизии Людвига Крювеля севернее Умани и через неделю боев с ней практически потерял боеспособность.

Легкие танки тем более быстро выбивались ПТО немцев. Примеры этого мы тоже можем легко найти в истории боев на юго-западном направлении. Это бои под Бойницей, в которых была практически полностью уничтожена 19–я танковая дивизия, атака 37–й танковой дивизии 28 июня, контрудар легких танков 2–го механизированного корпуса по флангу 22 пехотной дивизии.

Все это вынудило советское командование в два этапа отказаться от самостоятельных танковых соединений и распределить танки по танковым бригадам, исполнявшим роль средства поддержки пехоты. Танковые бригады стали основной организационной единицей танковых войск в течение всей осенней кампании. Более того, подобная организация продержалась более полугода до первой попытки формирования танковых корпусов в 1942 г.

Если называть вещи своими именами, то эффективная организационная структура типа «танковая дивизия» у советской стороны в течение всего рассматриваемого периода отсутствовала. Наличие организационных структур с названием «танковая дивизия» не должно вводить в заблуждение — решать задачи самостоятельного танкового соединения они были не способны. Эта проблема существенно осложнила советской стороне ведение масштабных оборонительных операций. У командующих фронтами и армиями не было эффективного инструмента для нанесения контрударов, каковым является самостоятельное подвижное соединение. А не имея средства нанесения контрударов, командование фронтов было вынуждено прибегать к паллиативу в виде сборных групп из танковых, кавалерийских и стрелковых частей (см. состав группы 2–го кавкорпуса в контрударе под Ромнами, состав подвижной группы армии Ф. Я. Костенко в начале августа 1941 г. под Киевом), эффективность действий которых оставляла желать лучшего.

В плоскости организации лежит и вопрос о сравнении танков двух сторон, о котором сломано столько копий. Если в отношении немцев штуки танков вполне однозначно пересчи — тываются в единицы ведения операций (танковые дивизии и моторизованные корпуса), то в отношении Красной Армии однозначной технологии пересчета количества танков в количество модулей для наступления и обороны не существует. Требуется оценивать процент новых танков в соединении, степень его комплектности, взаимодействие с другими частями и соединениями. После перехода к танковым бригадам такой пересчет вообще стал нереальным — подавляющее большинство советского танкового парка стало средством поддержки пехоты. В этом качестве их можно было сравнивать со штурмовыми группами пехотинцев вермахта, но никак не с самостоятельными танковыми соединениями.