От дворца до острога

Да что говорить о бурсе! Не лучше ли обратиться к столь излюбленным нашими поклонниками прошлого утонченным институтам благородных девиц? Вопреки распространенному мнению, представительниц русской аристократии там было очень немного, и преимущественно сироты. В основном там воспитывало дочерей среднее дворянство, по разным причинам (постоянное жительство в деревне, отсутствие средств) не имевшее возможности нанимать учителей или помещать дочек в частные пансионы: ведь здесь девочки содержались на казенный счет. И готовили девочек не только к светской, но и к трудовой жизни: в качестве гувернанток и домашних наставниц; помните картину Перова «Приезд гувернантки в купеческий дом»? Для этого существовал специальный пепиньерский класс: пепиньерки получали начальное педагогическое образование. Однако такие институты, особенно Смольный, постоянно находившийся на глазах императорской фамилии, обладали некоторым достоинством: здесь можно было завести полезные в будущем связи, включая и связь с каким-нибудь престарелым сановником-покровителем, даже с великим князем, а то и с самим императором (это в русском дворянском обществе не только не считалось предосудительным, но, напротив, вызывало зависть, – такова уж была мораль этого утонченного общества). Можно было удачно выйти замуж за брата однокашницы или его товарища, а можно было даже фрейлинство получить. Для этого были разные возможности, и лучшая – протанцевать на выпускном акте на глазах у членов императорской фамилии знаменитый танец с шалью, позволявший продемонстрировать грацию; этой чести удостаивались только лучшие ученицы (либо любимицы «маман» и классных дам). Лучшие выпускницы при выпуске получали в виде награды «шифр», коронованный императорский вензель с бриллиантами, напоминавший шифр фрейлинский.

Немало институток оставили воспоминания о своем житье-бытье, но почти нет среди них дышащих теплом и любовью к alma mater. Знаменитая А. О. Смирнова-Россет поступила в Екатерининский институт в 1818-м или 1819 г. В первый день «я не обедала дома и должна была ждать черный хлеб с солью, который раздавали тем, которые не пили чай у классной дамы… Класс был сформирован, и первого августа явились учители. В понедельник, в девять часов, законоучитель, священник с какого-то кладбища, который был рассеян и немного помешан, никого по имени не знал, а вызывал прозвищами… Мы учили наизусть катехизис митрополита Платона и священную историю… Потом приходил учитель географии Успенский. Он всегда был пьян, но хорошо знал свое дело, и мы любили его урок. В двенадцать часов обедали… Обед наш был очень плохой: суп, подобный тому, который подавали Хлестакову, разварная говядина с горохом или картофелем, и большой пирог с начинкой моркови или чернослива. Вторым – размазня с горьким маслом и рагу из остатков. Картофель в мундире был самое любимое блюдо, но, увы, порция горького масла была самая маленькая, из-за нее были торги или споры. Питье было весьма кислый квас, из которого два раза в неделю делали гадчайший кисель… Моя классная дама была родом англичанка… я у нее пила утром и вечером чай. Маменька ей платила десять рублей в месяц. Чай был хорош, с свежим молоком и сухарями из лавочки. Их приносил Никита, рябой, хромоногий инвалид, наш большой приятель, он в лавочке покупал нам фунтовый белый хлеб, мед, пряники и леденцы. Наши другие учители были очень плохие: некто Гронский – для перевода с немецкого, Тимаев – для переводов с французского. Два учителя рисования: Шеман, вечно пьяный, учил рисовать цветы, а Фарофонтов – добрый и почтенный старик – фигуры; старик Слонецкий – учитель истории и арифметики, Эртель – немецкого языка…

…Меня посвятили во все тайны, сказали, что надобно непременно обожать кого-нибудь из больших, сказали, что есть противные учители, а дамы классные «кошечки». Одним словом, так приготовили меня, что на другой день я встретила одну девицу, она мне понравилась, я узнала, что ее зовут Делия Потоцкая, и начала ее обожать, то есть подходить к ней в коридоре и говорить: «Ангел мой, я вас обожаю» ‹…›.

Институтки