От двух до пяти

Владику было полтора года. Ему прочитали басню "Ворона и Лисица" и показали иллюстрацию к ней. Он пожалел несчастную ворону, которая осталась без сыра. Когда через две-три недели к завтраку был подан голландский сыр любимое лакомство Владика, - он побежал за книжкой, отыскал тот рисунок, где изображена ворона с открытым клювом, и, тыча вороне сыр, стал приговаривать:

- На, ворона, кушай сыр, кушай!

В детском саду воспитатель показывает детям картинку. На картинке изображен мальчуган, который убегает от разъяренного гуся; вдали домик, окруженный деревьями.

Пятилетняя девочка берет указку и сильно стучит по домику.

- Я стучу, - поясняет она, - чтобы мальчику скорее открыли, а то его гусь укусит.

В другой раз воспитатель показал тем же детям картинку, на которой нарисована спящая женщина, а рядом ее дочь, вся в слезах: играя, она поцарапала руку.

Девочка, всмотревшись в картинку, начинает тыкать указкой в спящую:

- Мама, просыпайся: жалко девочку.

Двухлетней Кате очень понравилась картинка, изображавшая козликов на зеленой лужайке. Она стала тянуть маму за руку:

- Пойдем туда в картинку, к козликам!

Наташа принесла в детский сад корейскую сказку "Ласточка".

В книге есть картинка: к птичьему гнезду подбирается злая змея.

Увидев картинку, приятель Наташи, пятилетний Валерка, набросился на змею с кулаками.

- Не бей! - закричала Наташа. - Я уже побила ее дома.

На картинке нарисован бегемот, бегущий за мишкой. Трехлетняя Саша прикрыла медведя ладонью, чтобы бегемот его не догнал.

Глядя на лысого:

- Почему у тебя так много лица?

Увидел в Зоопарке полосатую зебру:

- Лошадь в тельняшке.

Сережа Сосинский с философским уклоном ума:

- Когда я сплю, мне кажется, что меня нигде нет: ни в одной постели, ни даже в комнате. Где я тогда, мама?

- Мама, а можно спать назад?

- Как - назад?

- Утром уснуть и проснуться вчера вечером?

Сын учителя, пятилетний Валерий:

- Пушкин сейчас живет?

- Нет.

- А Толстой?

- Нет.

- А живые писатели бывают?

- Бывают.

- А их кто-нибудь видел?

Это напомнило мне один эпизод, приключившийся лет тридцать назад. Меня знакомят с пятилетней Ириной.

- Это, Ирочка, писатель Чуковский.

Та спрятала руки за спину и засмеялась, как человек, хорошо понимающий шутку.

- Чуковский давно умер.

Когда же меня пригласили к столу, она окончательно уличила меня в самозванстве:

- Ага! Разве писатели кушают?

В автобусе мальчик четырех лет сидит на руках у отца. Входит женщина. Мальчик, желая быть вежливым, вскакивает с отцовских колен:

- Садитесь, пожалуйста!

В заключение - несколько примеров того, как своеобразно отражаются в детских умах количественные отношения вещей.

Математический спор двух четырехлетних соперников:

- Я на четвереньках умею.

- А я на пятереньках.

- А я на шестереньках.

- А я на семереньках.

- А я...

К счастью, дальше семи они не умели считать. Дошли бы до тысячеренек.

Кот стоит на четвереньках,

А Наташа на двуеньках.

Трехлетняя Анка.

- А я двумями ногами могу прыгать!

У Эрны и Таты три чашки. Разделить их поровну никак невозможно. Та, кому во время игры достается одна чашка, страдает от зависти, плачет, а та, у кого их две, важничает и дразнит страдалицу.

Вдруг Эрну перед игрой осеняет:

- Давай разобьем одну чашку!

Тата обрадована:

- Давай разобьем!

Это первая математическая задача, которую довелось им решать, и они блистательно решили ее, так как после уничтожения чашки получили возможность играть по-товарищески, не причиняя друг другу обид.

Леве было пять лет, и он ужасно боялся вернуться в четыре (чем ему однажды пригрозили).

- Одна рука холодная, а третья горячая.

Мать Леонида Андреева рассказывала мне, что, когда ему было три года, он однажды, ворочаясь в постели, пожаловался:

- Я - на один бок, я - на другой бок, я - на третий бок, я - на четвертый бок, я - на пятый бок - все никак не могу заснуть.

- Сколько тебе лет?

- Скоро восемь, а пока три.

Известным психологом А.В.Запорожцем были опубликованы наблюдения О.М.Концевой над отношением дошкольников к арифметическим задачам.

"Оказывается, - пишет ученый, - малышей чрезвычайно занимает жизненное содержание задачи, в то время как собственно математические моменты отодвигаются на задний план.

Ребенку говорят: "Мама съела 4 конфеты, а своему сыну дала 2, сколько они съели вместе?" Малыш не решает этой задачи, так как его волнует описанная в ней несправедливость. Он говорит:

- А почему она Мише так мало дала?

Воспринимая текст задачи, ребенок прежде всего видит в нем описание некоторых реальных событий, в котором собственно числовые данные имеют вспомогательное значение"[73].

О подобном же случае сообщает мне из поселка Холбон Читинской области т.Иванов:

"Я предложил своему трехлетнему племяннику такую задачу:

- Папа купил одну конфетку, и мама - одну конфетку...

Но я не успел закончить, потому что мальчишка спросил:

- А где они?"

Пятилетний Алик только что научился считать до десятка. Поднимаясь по лестнице на седьмой этаж, он с уверенностью считает ступени, и ему чудится, что в произносимых им числах есть некая магия, так как, по его мнению, количество ступеней зависит от цифры, которую он назовет.