От двух до пяти

У Сергея Михалкова есть прелестное стихотворение "Всадник". В нем отчетливый ритм и звонкие рифмы. Но последняя строка по прихоти автора написана неожиданной прозой. Стихотворение кончается так:

Я в канаву не хочу,

Но приходится

Лечу.

Не схватился я за гриву,

А схватился за крапиву.

- Отойдите от меня,

Я не сяду больше на эту лошадь.

Дети, повышенно чуткие к поэтической форме, возмущаются таким разрушением ритма и отсутствием ожидаемой рифмы. Сплошь и рядом они не только отвергают прозаический текст, но тут же придумывают свою собственную стихотворную строку, которая подсказана им всей структурой предыдущих стихов. Мне пишут о пятилетней Ниночке, которая, услышав концовку "Всадника", с возмущением сказала:

- Неправда. Ты неверно читаешь. Надо сказать:

- Отойдите от меня,

Я не сяду на коня.

Почти все дети, которым в виде опыта я читал эти стихи Михалкова, реагировали на них точно так же. Нужно ли говорить, что именно на такую реакцию и рассчитывал Сергей Михалков.

II. СТИХОВЫЕ ПОДХВАТЫ

Влечение к рифмованным звукам присуще в той или иной степени всем детям от двух до пяти: все они с удовольствием - можно даже сказать, с упоением - предаются длительным играм в созвучия. Трехлетняя Галя говорит, например, своей матери:

- Мама, скажи: Галюнчик.

Мама говорит:

- Галюнчик.

Галя рифмует:

- Мамунчик.

Тогда мать говорит:

- Галюха.

А Галя:

- Мамуха.

Мать:

- Галушка.

А Галя:

- Мамушка.

Мать:

- Галище:

Галя:

- Мамище.

Мать:

- Галубуха.

Галя:

- Мамумуха.

И так далее. Иногда эта рифмовая гимнастика длится десять - пятнадцать минут. Девочке она очень нравится, так как, очевидно, удовлетворяет насущной потребности ребячьего мозга. "Когда моя изобретательность кончается, - пишет мне Галина мать, - я перехожу на другое слово и говорю: Телефон. Галя говорит: Барматон. - Телефонище. - Барматонище и т.д.".

Аналогичная запись у Ф.Вигдоровой:

"Я говорю: Сашуля.

Саша отвечает: Мамуля.

Я. Сашок.

Саша. Мамок.

Я. Сашенция.

Саша. Маменция, Марктвонция".

Замечательно, что каждому из этих рифмованных отзвуков ребенок всякий раз придает тот же ритм, какой он улавливает в только что услышанной фразе. Четырехлетняя Мурка мчалась на воображаемом коне и кричала:

Надо бить

Коня сильнее,

Чтобы вез

Меня быстрее!

А Лёня (немного постарше) тотчас же откликнулся четырехстопным хореем:

Чем быстрее,

Тем плохее!

Чем быстрее,

Тем плохее!

М.Л.Чудинова, воспитательница детского сада Фрунзенского района Москвы, сообщает:

"В старшей группе есть своеобразная игра: кто-либо из детей предлагает: "Давайте смешиться", и несколько человек начинают подбирать рифмы: "Мальчики - стаканчики", "Девочки - тарелочки", "Левочка веревочка", или просто придумывают бессмысленные сочетания слов, вроде "сундук-кундук-пундук", и чем бессмысленнее слово, тем дети громче хохочут"[126].

Недавно в журнале "Семья и школа" появилась статья М.Микулинской "Как мы развиваем мышление и речь сына", там говорится о том же:

"Славик не только знает много стихов, но и сам пробует "сочинять" их. Хотя его творчество еще весьма примитивно, все же в нем явно заметны чувства ритма и рифмы. Часто Славик спрашивает: "А так подходит?" - и произносит рифмованные слова или строчки ("грелка - тарелка", "хорошо кушать - маму слушать" и др.). Иногда же под рифму он подбирает бессмысленный набор звуков и спрашивает:

- А так подходит: ложка - барабошка, стол - балол, попугай - дугагай?

Я объясняю, что хотя и подходит, но таких слов: "барабошка", "дугагай" и "балол" - в русском языке нет. Славик явно огорчен.

- А как же тогда? - чуть не со слезами спрашивает он.

Я подсказываю: "ложка - ножка", "попутан - угадай", "стол - козел". Лицо ребенка озаряет счастливая улыбка, он шепчет услышанные рифмы, стараясь их запомнить. Теперь он все реже произносит бессмысленные рифмы, а когда и произносит, сам смеется, зная, что говорит глупости"[127].

Такие подхваты созвучий - всегда диалоги. Но нередко случается наблюдать одинокое самоуслаждение рифмами, когда ребенок изобретает созвучия без всяких партнеров. Л.Пожарицкая сообщила мне такой монолог пятилетнего Вовы:

Это разве ложка?

Это просто кошка.

Это разве печка?

Это просто свечка...

И так далее - очень долго - в том же роде.

И вот что сделала, например, со словом "молоко" Танечка Зенкевич, трех с половиною лет, когда ей понадобилось ввести его в стих:

Том, Том, Том...

Ешу кашу с молоком.

Томи, Томи, Томи...

Ешу кашу с молокоми.

Четырехлетняя Светлана Гриншпун выкрикивала при прощании с матерью:

До свиданья, будь здорова,

Пионерчатое слово!

Она почувствовала, что, если скажет "пионерское", ритм у нее выйдет хромой, и для спасения ритма в одну секунду изобрела "пионерчатое".

Эдда Кузьмина, четырех с половиною лет, пела стихи Маршака:

Мой веселый звонкий мяч,

Ты куда помчался вскачь?

Потом переделала первую строку на свой лад и мгновенно почувствовала, что вследствие трансформации первой строки нужно переделать и вторую. Таким образом, у нее получилось:

Мой веселый звонкий мячик,

Ты куда помчался вскачик?

Трехлетняя Ната Левина:

Кот под деревом сидит,

Кашу манную едит.

И еще:

Ах, папулька-катапулька,

Ты вставаешь или нет?