От Энтото до реки Баро

По ту сторону Дидессы дорога поворачивает к юго-западу, и местность резко меняется. Тут все сплошь покрыто лесом и кустарником. Возвышенная и холмистая местность перерезана узкими, глубокими долинами, в которых спускающиеся с вершин Каффы многочисленные речки несут в Баро или Габу свои чистые, как хрусталь, воды. Все эти долины густо заросли кофе. В воздухе очень сыро, по утрам обильная роса. Тут царство вечной весны, и нет времени, когда бы не было деревьев в цвету. Лет 10–12 тому назад эта местность была сплошь заселена и, кажется, не было и кусочка хорошей земли не обработанного. Но падежи скота, последовавший за ними голод и истребление населения при покорении края — наполовину его обезлюдили. Проезжая, вы ежеминутно встречаете среди зарослей правильные линии кактусов колкуала, означавшие прежде границы владений, или бывшие непосредственной оградой усадьбы. Теперь кругом — все сплошной кустарник, густо перевитый колючими лианами. Изредка встречаются поселения галласов, окруженные бананами, кое-где в чаще видны полянки, где между срубленными и поваленными деревьями растет горох — по этой картине можно судить о плодородии почвы. Посеянное прямо в необработанную землю дает, тем не менее, прекрасный урожай. Вблизи поселений все высокие деревья увешаны ульями; мед этой местности славится своей крепостью. Общее впечатление, производимое этим краем, в высшей степени отрадное: если к какой-либо стране можно применить название «текущая молоком и медом», то именно к этой.

16-го ноября мы перешли реку Добона по мосту и ночевали в доме галласа. Семейство состояло из хозяина, отец которого был убит абиссинцами при покорении, его матери и двух жен. Одна из них редкой красоты. Сам хозяин, по-видимому, примирился с судьбой, но мать смотрела на абиссинцев со страхом и злобой, и всю ночь просидела у костра.

17-го мы по очень трудной дороге дошли до реки Габу и, перейдя ее по мосту, ночевали в доме баламбараса [14]Мансура.

Он был с дадьязмачем в набеге, и нас приняла его жена.

Берега реки Габы обрывисты, и не допускают переправы в брод. Этим воспользовались, и по ту сторону моста устроили заставу для сбора пошлины со всех ввозимых и вывозимых товаров, её значение, кроме того, еще военное, в том отношении, что она препятствует дезертирству. Тут у меня пал отличный мул. Накануне он был еще совершенно здоров, а в 11 час. дня, спускаясь к реке Габе, мгновенно заболел: из ноздрей повалила белая пена, и через две минуты он пал.

19-го мы перешли реку Сор, тоже по мосту. Берега Сора, как и Габы, сплошь заросли кофе.

21-го утром, торжественно встреченные наместником дадьязмача Тасамы, фитаурари Вальде Айбом, вышедший за 3 версты от города со всем наличным гарнизоном, мы въехали в город Гори. Это крайний абиссинский город на юго-западной границе. Вышедшие на встречу войска поклонились мне до земли и, окружив, повели в приготовленный для нас дом. Из находящейся в Гори церкви вышел на встречу весь причт с крестами и образами; священник прочел Отче наш, а затем началось пение, сопровождавшееся пляской.

Гори — резиденция дадьязмача Тасамы. Он в это время был в маленькой экспедиции против пограничной Мочи, и наместником оставался фитаурари Вальде Айб, старик, служивший еще его отцу, дадьязмачу Надоу. Приезд мой поверг старика в большое смущение. Накануне он получил письмо императора на имя дадьязмача с объяснением цели моего приезда и с приказанием встретить меня с почетом и хорошо принять. В письме Менелика было сказано, что я приехал смотреть страну и чтобы мне ее показали, но без прямого приказания от дадьязмача фитаурари боялся исполнить это. На следующий день по приезде мне все это стало ясным. Я потребовал от фитаурари, чтобы он дал мне проводников к дадьязмачу Тасаме в Мочу, но он на это не согласился. Тогда я ему объявил, что приехал не для того, чтобы сидеть на месте и, имея на то разрешение императора, через два дня или отправлюсь на розыски дадьязмача Тасамы, или на север — к дадьязмачу Джоти. Фитаурари был в отчаянии, он умолял меня подождать тут две недели. уверяя, что к этому времени дадьязмач должен непременно вернуться. Но я предвидел, что две недели затянутся на два месяца, и не согласился на это. Мой отъезд был назначен на вторник. К сожалению, этим намерениям не суждено было сбыться. Лихорадка, которой я страдал в Адис Абаба и которая не оставляла меня во все время пути, вернулась в еще более сильной степени, осложнившись большим нарывом на животе на месте подкожного впрыскивания хины. 25-го ноября я окончательно слег, чтобы встать только через три недели.