От «Еврейского государства» Теодора Герцля к «Окончательному решению еврейской проблемы»

Я лично большой поклонник и друг монархического правления, ибо только в таком случае возможна более или менее постоянная политика, связанная своими интересами с одним, исторически прославленным родом, члены которого рождены и воспитаны для власти. Но наша история, к сожалению, претерпела такую массу превратностей, что думать о каком-нибудь царском роде невозможно, да и было бы смешно, если бы мы попытались его отыскать. Демократическое же правление без полезного противовеса со стороны монарха, кроме того что страдает во время решения каких-нибудь вопросов вследствие своей огромности и массы противоречивых мнений, к тому же всегда ведет в парламентах к бесплодному переливанию «из пустого в порожнее» и создает постыдную клику досужих «политиков по обязанности». Современные народы, впрочем, и не способны к неограниченному демократическому правлению, и я думаю, что и в будущем они не будут способны к нему. Настоящая демократия всегда требует простых нравов, между тем как наши нравы созданы культурой и зависят от сношений с соседями. La vertu principe essentie/l de la democratie – сказал мудрый Монтескье. Но где же найти эту добропорядочность, конечно, политическую? Я думаю, что не в нас, ибо мы ничем не отличаемся от остальных современников, и на первых же порах мы будем так же петушиться от избытка свободы, как и всякий другой народ. К тому же я не допускаю, чтобы масса решала различные вопросы, подлежащие докладу, так как в политике нет таких односложных вопросов, которые можно было бы решать одним только «да» или «нет», как это было в древности. Если парламент нельзя признать одним лучшим способов правления, то можно массу признать способной здраво решать политические вопросы, массу, которая очень часто подвержена ложным слухам и ошибкам и которая очень легко поддается на удочку всякому крикуну. Тем менее можно требовать разумного ведения внешней и внутренней политики от народа, собранного со всех концов света. Этим должны заниматься высшие классы, что в любой ситуации не устраняет низший класс от управления. Раз в еврейском государстве никто не будет порабощен и всякому будет предоставлена полная свобода к самоусовершенствованию, то, следовательно, всякий еврей будет иметь право надеяться и также сможет сделаться спицей в главном колесе государственного механизма. Всякий и каждый в отдельности, следовательно, будет думать только о том, как себя самого усовершенствовать, а тем самым и весь народ in toto будет совершенствоваться в нравственном смысле на пользу государства и на благо нашей народной идеи. Итак, я склоняюсь скорее в пользу аристократической республики, тем более что это вполне согласуется с честолюбивым сознанием нашего народа, принужденного теперь влачить жалкое существование.

Мне, правда, приходят на память некоторые учреждения Венеции, благодаря которым она погибла, но ведь это все можно будет изменить. Воспользовавшись историческими ошибками, мы тем самым избегаем их, а наш народ, которому Союз даст новую страну, с благодарностью примет и ее конституцию. Всякое же сопротивление будет строго преследоваться и уничтожится, ибо не может же Союз давать волю различным единичным личностям, недовольным или несогласным.

Язык

Может быть, кому-нибудь приходит на ум, что затруднения произойдут от того, что у нас нет единого языка, на котором бы все могли изъясняться, ибо древнееврейским языком мы не можем пользоваться. Разве есть кто-нибудь, кто, пользуясь им, мог бы купить себе, например, железнодорожный билет? Ведь нет!

Тем не менее все очень легко и исполнимо. Всякий сохранит тот язык, которому он научился в своем отечестве. Стоит только вспомнить Швейцарию, в которой нет государственного языка, что не мешает ей между тем быть самостоятельным государством, и всякий тотчас согласится, что с этой стороны не может быть препятствий. Мы останемся «на новосёле» тем же, чем мы были до сих пор, подобно тому как, затаив боль в сердце, мы не перестанем любить своего отечества, из которого нас вытеснили, из которого мы принуждены были уйти. Что же касается жалкого и несчастного жаргона, которым мы теперь пользуемся, того проклятого языка, который мы приобрели, заключенные в наших смрадных гетто, то наши народные учителя, конечно, уже обратят все свое внимание и приложат все силы, чтобы изгнать его, а тем временем признать главным языком тот, который мало-помалу окажется самым полезным и общеупотребительным. Наш народ поистине какой-то своеобразный и особый, познающий своих единоверцев только благодаря единой церкви, благодаря единой религии своих предков.

Теократия

Но, может быть, в конце концов у нас будет теократическое правление? На это, положим, можно ответить отрицательно. Религия нас соединяет, но совесть – освобождает. Мы не дадим даже возникнуть бессильным желаниям нашего духовенства. Предоставив им наши храмы, как предоставляем нашей милиции казармы, мы настолько уделим им права и уважение, насколько заслуживают и требуют обязанности того и другого.