– Вы! В ваши-то годы! Да нет. Вы, верно, покойный Карл Великий, вам самое меньшее лет шестьсот-семьсот».
Герои какого произведения так разговаривают?
В 1797 году Павел I поселил этого человека в Митавском замке (нынешний латвийский город Елгава). Российский император положил ему пенсию в двести тысяч рублей.
Как звали этого персонального пенсионера?
Ответы к девятой главе
Пьер Огюстен Карон де Бомарше.
Королева хотела сыграть роль Розины в «Севильском цирюльнике».
Мария-Антуанетта ввела в моду высокие прически. «Постепенно, – пишет австрийский писатель Стефан Цвейг, – волосяные башни из-за массивных подкладок и накладных волос оказываются столь высокими, что даме уже не сесть в карете…»
В Мирабо из ненависти стреляла родная мать.
«Вы, кто не имеет среди нас ни места, ни голоса, ни права говорить, идите к вашему господину и скажите ему, что мы находимся здесь по воле народа и нас нельзя отсюда удалить иначе, как силой штыков».
Демулен со шпагой в одной руке и пистолетом в другой, взобравшись на стул, призвал граждан к оружию.
С этого момента фактически началась Французская революция.
Написал одно слово: «Rien» («Ничего»).
Король имел в виду, что никакой охоты в этот день не было: ни одного загнанного оленя, – следовательно, никаких сколько-нибудь значительных, стоящих упоминания событий.
Шарль Морис де Талейран-Перигор.
Талейран посвятил в епископы тех присягнувших новому устройству церкви священников, которых папа римский воспретил посвящать. За это был отлучен папой от церкви и лишен сана епископа.
Звали его доктор Жозеф Игнас Гильотен. Он был профессором анатомии и депутатом от города Парижа.
Во-превых, быстро и почти безболезненно, говорил доктор. Но главное: до этого только знатным людям рубили головы, а надо, чтобы все были отныне равны.
Капитан сочинил «Марсельезу». Звали его Руже де Лилль.
«… Но ведь никто и никогда не находился в положении, подобном моему. Весь мир бросил меня на произвол судьбы», – жаловался несчастный монарх.
«Единственный мужчина, на которого король может рассчитывать, это… его жена», – пошутил Мирабо.
Наполеон Буонапарте.
«Заявим, граждане, что всякая собственность, земельная, личная и промышленная, будет навсегда окружена нашим уважением», – провозгласил Дантон.
Робеспьер говорил: короля следует не судить, а покарать. Он не может быть судим, потому что он уже осужден народом. Народ осудил его в тот момент, когда свергнул как мятежника. На смену старым конституционным законам пришел новый, высший закон народного гнева.
Марат возражал: убить короля без суда и следствия можно было 10 августа или сразу же после того, но не три месяца спустя. Теперь Республика может только судить Людовика и судить со всей возможной гласностью, чтобы народ и потомство могли убедиться в вероломстве короля.
Когда короля везли на казнь, барон с обнаженной шпагой появился перед процессией и крикнул: «Ко мне все, кто хочет спасти короля!»
Никто не поддержал барона, но и схватить смельчака не успели.
Императрица Екатерина слегла в постель. Русский двор оделся в шестидневный траур.
Королева лишилась сознания, когда находилась в заключении в замке Тампль, а революционная толпа принесла ей показать отрубленную голову ее подруги, принцессы де Ламбаль.
Страдая от тяжелой кожной болезни, Марат не выходил из дома и для облегчения страданий постоянно принимал ванны. Во время одной из них 13 июля 1793 года посетительница Марата, дворянка Шарлотта Корде предложила Жан-Полю новый список «врагов народа».
Пока обрадованный «Друг народа» записывал их имена, Шарлотта заколола его кинжалом.
«Местом моего жительства вскоре будет нирвана, а мое имя вы найдете в пантеоне истории», – заявил Жорж Дантон.
На улице Сент-Оноре жил Робеспьер.
Дантон, проезжая мимо его дома, крикнул: «Максимилиан, ты скоро последуешь за мной!»
«Не забудь показать мою голову народу; такие головы не всякий день удается видеть».
Робеспьера свергли с помощью колокольчика. Когда 9 термидора (27 июля) Сен-Жюст и сам Робеспьер пытались говорить, председатель Конвента, Колло д'Эрбуа, заглушал их голоса колокольчиком.
Талейран, когда арестовали короля и в воздухе, что называется, запахло жареным, выпросил у Дантона заграничный паспорт: поеду, мол, в Англию согласовывать с англичанами метрическую систему.
Метр, сантиметр – это ведь тоже изобретение Французской революции.
Лики Революции
Мертвая голова кардинала Ришелье.
Хлеб. «Что может быть вкуснее пищи простого и голодного народа?!», – говорил лидер якобинцев.
«Я не терплю попов, мне не нужна церковная религия, – говорил Робеспьер. – Но я утверждаю, что атеизм – это роскошь, доступная лишь аристократам. Горе тому, кто убивает веру в сердце народа!»