Читаем От Геракла до Перикла. Древнегреческая история полностью

Пример Алкивиада – это уже пример не столько демократизма, сколько извращенной формы патриотизма, которая при других обстоятельствах могла бы объясняться проблемами, связанными с неразделенной любовью к Родине, а в данном случае – ущербностью афинского полиса, где патриотизму, как это ни покажется кому-то странным, места не было. Собственно слово «патриотизм» у греков не существовало, но существовала установка «сражаться за Отечество», исходящая еще от гомеровских героев и вложенная в уста троянца Гектора.

Мы прекрасно знаем, что Отечество не ограничивается территориальным признаком. Оно также связано с определенной традицией и родовыми связями, которые притягивают человека и возбуждают в нем чувство ответственности и желание защищать родной полис от врагов. Если же полис погружен в кризис, смуту, захвачен неизвестно откуда взявшимися демагогами и проходимцами, то в чем может быть выражена любовь к Отечеству? Куда подвигнет патриота «любовь к родному пепелищу, любовь к отеческим гробам»? Если традиция растоптана, если родовые связи подорваны, что должно было связывать древнего грека со своим полисом? Остаются только имущественные интересы и привилегии гражданина? Но это может входить в противоречие с задачей восстановления «аутентичности» условий жизни, идентичности сложившемуся образу Родины. Какими путями?

Афины свой «полисный патриотизм» получили от Солона – от его призывов покорить о. Саламин, которые он облекал в поэтическую форму. Вторая война, призывы к которой повысили популярность Солона, – Первая Священная война за контроль над Дельфами и их сокровищницей. Реформы Солона получили популярность, скорее всего, благодаря именно этой – удачной – экспансии. Провались она – и не было бы ни реформ Солона, ни его славы, вписанной в историю Древней Греции. От Солона деградация афинского общества пришла к Периклу, а от Перикла – к Алкивиаду.

Продолжая авантюристические традиции «века Перикла», Алкивиад выступал против Никеева мира, потом создавал новую антиспартанскую коалицию, которая потерпела поражение в битве при Мантинее (418 г. до н.э.). Он ратовал за организацию афинской экспедиции на Сицилию, где должна была возникнуть новая «кормовая база» для продолжения противостояния со Спартой и ее союзниками.

Понятна горячность молодого политика, убеждавшего сограждан в необходимости новой войны и возможности быстро покорить разобщенные сицилийские полисы. Притом что демократия не предоставляла для Афин никакой стратегии, многие умудренные мужи не рисковали брать на себя ответственности и выглядеть «непатриотично», критикуя авантюру Алкивиада.

Призывая покорить Сицилию, масштабности затеи Алкивиад добился, но от своих противников получил решение об отзыве в Афины для судебного разбирательства. Прекрасно зная, что такое «демократический суд», Алкивиад предпочитает отправиться не на родину, а в Спарту. И там приобрести влияние своими весьма дельными советами по тактике войны с Афинами.

Мог ли Алкивиад из «местечкового» патриота стать патриотом Эллады, могло ли это проявиться в приверженности «проекту Спарты», который спас бы Отечество Алкивиада, распространившись на Афины? В такой трансформации, которая могла быть логичной в других случаях, не хватает акта личного страдания и борьбы за общеэллинскую солидарность. Здесь мы видим только уклонение от «демократического суда», который готов был вынести молодому политику смертный приговор.

Афины в тот момент представляют собой нечто, подобное пиратской республике, которая уже не может жить без грабительских экспедиций. Но сам Алкивиад – участник и инициатор такой экспедиции. В его голове еще нет ничего общеэллинского, никакого понимания столкновения «проектов» – Афинского рабовладельческого и Спартанского аристократического. Но столь же мало привязан Алкивиад и к чисто политическому явлению афинского общества. Оно – только инструмент власти удачливых демагогов, одним из которых стал Алкивиад. А со Спартой его связывает статус проксена (гостеприимца, чужестранного представителя интересов полиса).

При определенных условиях Алкивиад мог использовать свои таланты и связи как инструмент для того, чтобы поход на Сицилию не состоялся. Так же и в истории с Никиевым миром: если бы спартанцы вели переговоры о мире с Алкивиадом, то он, скорее всего, был бы сторонником мира. Но коль скоро эту привилегию получил Никий, то Алкивиад стал его противником – в порядке агональной традиции, которая была столь распространена в Древней Греции с микенских времен.

Перейти на страницу:

Похожие книги

1917 год: русская государственность в эпоху смут, реформ и революций
1917 год: русская государственность в эпоху смут, реформ и революций

В монографии, приуроченной к столетнему юбилею Революции 1917 года, автор исследует один из наиболее актуальных в наши дни вопросов – роль в отечественной истории российской государственности, его эволюцию в период революционных потрясений. В монографии поднят вопрос об ответственности правящих слоёв за эффективность и устойчивость основ государства. На широком фактическом материале показана гибель традиционной для России монархической государственности, эволюция власти и гражданских институтов в условиях либерального эксперимента и, наконец, восстановление крепкого национального государства в результате мощного движения народных масс, которое, как это уже было в нашей истории в XVII веке, в Октябре 1917 года позволило предотвратить гибель страны. Автор подробно разбирает становление мобилизационного режима, возникшего на волне октябрьских событий, показывая как просчёты, так и успехи большевиков в стремлении укрепить революционную власть. Увенчанием проделанного отечественной государственностью сложного пути от крушения к возрождению автор называет принятие советской Конституции 1918 года.В формате a4.pdf сохранен издательский макет.

Димитрий Олегович Чураков

История / Образование и наука