От голубого к черному

«Со времен «Бормотания» REM ни одной группе не удавался столь же мощный дебют. «Треугольник» — это три парня, играющие угловатый, жесткий рок, чтобы выразить совсем не мачистские эмоции — боль, страх и утрату. Шрамы, оставленные жестоким любовником; закрытое общество, выступающее против аутсайдера; человек, освободившийся из тюрьмы, чтобы обнаружить, что он несет свою тюрьму внутри себя. Но это отнюдь не сиротские жалобы: на каждую обнаженную травму приходится десяток невысказанных или высказанных только через музыку. Позади жестких теней этой пластинки видится странный и пугающий свет. Это песни, которые «Треугольники» считают себя обязанными сыграть, и они заслуживают того, чтобы быть услышанными».

Практически сразу после выхода интервью мы получили сообщение от Мартина, что Хелен хочет взять у нас интервью. Она приехала из Вулверхэмптона, чтобы встретиться с группой в кафе «Зебеди» в «Алум-роке» — анархистском центре в одном из самых бандитских районов Северного Бирмингема. Здесь царили скорее панки, чем хиппи, скорее классовая война, чем кампания за ядерное разоружение. Мы вчетвером расселись вокруг белого стола, поедая вегетарианскую пиццу и запивая ее самодельным кофе. Хелен была бледной, довольно угрюмой молодой женщиной с йоркширским акцентом. Первые полчаса мы провели, болтая о новом альбоме REM, который только что вышел. Слишком много синглов было вытащено из него позже. У нас у всех оказались разные любимые песни: Хелен нравилась «Заведи меня», Йену — «Человек на Луне», Карлу — «Ночное плаванье», а мне — «Ничья земля». Я и месяц спустя продолжал слушать этот альбом.

Дискуссия перешла на «Треугольник» и наш альбом. Я попытался объяснить, как Пит разбивал каждый трек на составляющие, а затем снова собирал их вместе:

— Когда мы играем вживую, это проще. Ничего лишнего на заднем плане.

— Это не живой альбом, — сказал Карл. — Но он настоящий. Я хочу сказать… ты не можешь быть настоящим все время. Ты не можешь быть живым все время. На альбоме звук — настоящий. Вот почему он называется «Жесткие тени». Вы понимаете?

— Не совсем, — сказала Хелен. — Могу я спросить о «Его рте»? Что за идеи выражает эта песня?

— Ну, это… — Карл задумчиво глотнул кофе. — Это блюзовая вещь, в духе Вэна Моррисона. Очень мужская. Вообще-то это песня Дэвида. Я только написал слова, чтобы лучше раскрыть ее.

Я смущенно посмотрел на него: сперва ты написал слова.

— Это получилось… ну знаете, как The Cure используют джазовые элементы, но при этом не облегчают звук, своего рода негативный джаз. Вот что-то в этом роде.

Хелен улыбнулась:

— Вы нарушаете правила. Я подаю реплики, а вы делаете разоблачения. Хорошо?

Карл пожал плечами.

— Я имела в виду, что вы пытались выразить в этой песне?

— Как ты хочешь любить кого-то, и в итоге все, что ты можешь делать, это сосать его член.

— Эээ, мы не сможем это напечатать… — Хелен попыталась сделать еще один заход. — Тема преследований и гонений проходит сквозь многие ваши песни. Вам довелось это испытать на себе?

Карл уставился в стол, затем пробормотал нечто невразумительное по поводу того, как сложно сейчас заниматься музыкой. Йен сказал:

— Так или иначе всем приходилось это испытывать на своей шкуре. Разве нет? В школе, на работе. Везде находятся свои задиры и драчуны.

— В вас много сдерживаемой агрессии? — спросила Хелен.

Мы все хором сказали «да» и посмотрели друг на друга.

— Она находит свое выражение на сцене. Но ее все еще приходится сдерживать, верно? Вы не можете ее выпустить так, как это делают группы вроде Manics. Существует некое напряжение.

Поза Карла за столом была превосходной иллюстрацией к этому, вдруг понял я: голова наклонена вперед, спина согбенна, руки сжимают кружку в нескольких сантиметрах от лица. Он закурил сигарету, парень, убиравший со столов на другом конце зала, подошел к нам, и Карл затушил ее, не сказав ни слова.

Хелен задала нам нейтральные вопросы о гитарах и технике записи.

— Наших читателей интересуют такие вещи. Увы, вот такая с ними фигня.

Затем она закусила губу и обратилась к Карлу:

— В ваших песнях очень много религиозных образов. Таких как… наказание и искупление, Ад и божественное правосудие. Дети, взывающие к Богу. Ощущаете ли вы конфликт между религией и сексуальностью?

Лицо Карла стало пустым.

— Я не… знаю. И то и другое очень мощные вещи. Но дело не в конфликте, нет.