От Гомера до Данте. Лекции о зарубежной литературе

И тогда становится понятным, почему знаменитая битва в пиршественном зале приобретёт такую силу художественного воздействия на читателя. Это не просто картина феодальной распри, а метафора апокалипсиса. Бой, полный страха и трепета, переводит нас в совершенно другое измерение. Мы присутствуем при гибели богов. А читатель становится при этом иным. Он приобщается к этой божественной инаковости. Так, в начале XIX века ещё один наследник германо-скандинаской мифологии датский философ С. Кьеркегор напишет свой знаменитый трактат «Страх и трепет», в котором он будет говорить о библейском Аврааме и о мучительном рождении рыцаря веры, осмелившегося преодолеть в себе всё человеческое и не испугаться диалога с Богом, который воззвал к нему из Бури. Кьеркегор не случайно прибегнет к военному термину Средневековья, к рыцарю. То, что у язычников и писателей Средневековья воплощалось в виде битвы рыцарей на поле сражения, у духовидца Кьеркегора предстанет в виде битвы внутренней, но результат будет близким: преодоление в себе ограниченного человеческого. Заметим, что Кьеркегор является основоположником европейского экзистенциализма, учения сугубо личностного и очень созвучного всему XX веку. Значит, зашифрованная «гибель богов» в последней части «Нибелунгов» будет невероятным образом соответствовать современным рафинированным представлениям о психологии и нашем сознании. Ведь тема рока, тема проклятия рода – это и есть один из известнейших архетипов, который претендует на звание основных базовых структур нашей психики. «Песнь о Нибелунгах» вряд ли можно отнести к жанру психологической литературы современного типа, литературы, склонной к рафинированной, порой, болезненной саморефлексии. Нет. Всего этого в нашем литературном памятнике не найти. Герои рыцарского эпоса словно высечены из единого куска мрамора. В них мало человеческого с точки зрения современного понимания личности как чего-то изолированного от коллектива, от рода, от общепринятых правил. Наоборот, герои эпоса живут требованиями, предъявляемыми ко всем членам феодального общества. Они соблюдают этикет и правила. Они подчёркнуто церемониальны и, в этом смысле, предсказуемы. Но, несмотря на это, психологизм в «Песне» присутствует, и этот психологизм не индивидуальный, что ли, а коллективный, если вообще, говоря о психологизме, мы можем говорить о коллективе. Получается, что личности в нашем понимании нет, а психологизм есть. Парадокс. Но в «Песне о Нибелунгах» всё парадоксально. Отсутствие личности в данном случае компенсируется богатым изображением базовых психологических структур, из которых и состоит эта личность. Это, если можно так выразиться, своеобразная базовая модель внутреннего мира европейца.

Но это то, что относится в «Песне о Нибелунгах» к так называемой архаике. А где же здесь тогда куртуазность? Мы только что разобрали конфликт поэмы, связанный с проклятием клада и Золота Рейна. Конфликт этот мощный, через него и проявляется та самая базовая модель внутреннего мира европейца, но он не единственный.

Автор XIII века, следуя традициям феодального общества, всю вину возлагает на Зигфрида. Его вина заключается в том, что из любви к Кримхильде от пренебрёг самым важным: отношениями вассала и сюзерена. Будучи намного знатнее и величественнее как герой, из любви к Кримхильде он пошёл на службу в качестве подчинённого, или вассала, к слабому королю Гунтеру. Зигфрид был слишком знатен для того, чтобы принимать подарки от Гунтера, тем более что получение дара влекло за собой известную зависимость от подарившего. Автор подчеркивает это обстоятельство, которое следует не упускать из вида в дальнейшем, когда речь зайдет о мнимой вассальной службе Зигфрида Гунтеру.

Этот конфликт возбуждён соображениями «местничества». Перед нами весьма красноречивое перетолкование сказания о любви в стиле трубадуров на сословный феодальный ряд.

Существенно, однако, отметить, что на переднем плане в словесной тяжбе королев стоит социальный престиж, и их страсти, по крайней мере явно, возбуждены именно соображениями «местничества». Весьма красноречивое перетолкование сказания о любви на сословно-феодальный лад. В споре между Кримхильдой и Брюнхильдой, который и привёл, в конечном счёте, к гибели Зигфрида, (как и во многих других сценах «Песни о Нибелунгах») подчеркивается правовая сторона конфликта. В данном случае это вассальная служба, которой Зигфрид якобы обязан Гунтеру и неисполнение которой вызывает гнев Брюнхильды. Неотъемлемым аспектом средневекового общественного сознания был правовой аспект: существование тех или иных сторон действительности признавали и принимали во внимание постольку, поскольку они были юридически оформлены.