Вспоминая тещу, Варахасий перечисляет, что она пережила „первую мировую войну, революцию, гражданскую войну, разруху и голод, затем террор, затем Великую Отечественную и так далее“. ЗАТЕМ ТЕРРОР — убирается.
Убирается и такой вот факт: „…а Алексей Т., чтобы не ударить лицом в грязь, поведал Варахасию, как одного сотрудника Иностранной комиссии уличили в краже бутылок с банкетного стола“.
Убирается излишний (с точки зрения мнения о настоящем советском писателе и советском следователе) пессимизм в описании впечатления от песни, спетой Варахасием. Осталось только начало: „И ощутилось беспощадно, что им уже катит за пятьдесят и не вернуть больше молодой уверенности, будто все лучшее впереди, и пути их давно уже определились до самого конца…“, — а вот продолжение было вычеркнуто: „…и изменить пути эти может не их вольная воля, а разве что мировая катастрофа, а тогда уже конец всем мыслимым путям“.
В возмущении Алексея Т. („Всякий чиновник-недолитератор будет мне указывать, о чем надо писать, а о чем не надо!“) изымается часть слова — „чиновник“.
А в воображаемом интервью с Воронцовым от диалога:
— Потому что всякий раз впереди война, вселенское злодейство, вселенские глупости, и через все это мне неминуемо предстоит пройти.
— Неминуемо? Всякий раз?
— Да. Это обстоятельства капитальные, они составляют непременный фон каждой жизни.
остается только: „Потому что война. Это обстоятельства капитальные“. И далее убрано: „Три раза меня расстреляли, а однажды убили прямо на улице железными прутьями, минут десять убивали, было очень мучительно“. А вот в упоминание „Один раз сгнил в концлагере“ добавлено, что именно в ФАШИСТСКОМ концлагере.
Не остаются без внимания и непозволительные, с точки зрения цензуры, вольности в описаниях.
Алексей Т. и Варахасий в начале телефонного разговора обмениваются „обычными, не очень пристойными приветствиями“. НЕ ОЧЕНЬ ПРИСТОЙНЫМИ — убрано. „Я своих баб тоже в Ялту отправил“, — говорит Варахасий. БАБ — убирается.
В описании концерта зарубежной эстрады убирается, что „выступали немцы“ (почему — непонятно), хотя дальше вместо „Ах, это немецкое, неизбывное со времен Бисмарка, нагло-благонамеренное! Вертлявые девицы в панталонах и клетчатые пошляки, а за ними—мрачная харя под глубокой железной каской. Абахт! И выпученные солдатские зенки, как у кота, который гадит на соломенную сечку“ идет опять же о немцах: „Почему-то вспомнились слащавые фильмы с Марикой Рокк… Ах, это в старом прусском стиле неизбывное со времен Бисмарка! Вертлявые девицы в панталонах и клетчатые пошляки“.
Убирается отрывок о родинке, рассказанный Верой Самохиной: