От «Града обреченного» до «Бессильных мира сего»: черновики, рукописи, варианты

Яма, наполненная черной водой, которую сходу проскакивает грузовик Дональда, в черновике названа просто „глубокой“; „страховидная“ — находят Авторы более зримое определение.

„Он считал, что Гаити — это то же самое, что Таити“, — говорится в черновике. Слишком грубая ошибка — считают Авторы и правят: „…он путает Гаити с Таити…“

В описании пейзажа Города Авторы во фразе „…стала видна раскаленная Желтая Стена, поднимавшаяся в небо…“ заменяют „поднимавшаяся“ на „уходящая“.

При описании бесчинств павианов („приставали к побелевшей от ужаса женщине, прижавшейся к стене“) Авторы находят более образные слова: не „прижавшейся к стене“, а „обмершей в подъезде“.

Авторы описывают реакцию местных жителей на неуспешные действия отряда самообороны по отражению павианов: „Женщины в окнах оскорбительно захохотали“, а позже подправляют: не „оскорбительно“, а „издевательски“.

Карнизы и водосточные трубы, „усеянные“ беснующимися павианами. Авторы правят: не „усеянные“, а „облепленные“.

Голова Давыдова сначала описывается как „волосатая“, правится на „патлатая“.

Отто Фрижа: определение „чахоточный“ исправлено на „маленький тощий“. Дональд: „холодноватый“ — на „язвительный“.

На рассказ Воронина о металлургическом комбинате в Череповце Давыдов реагирует: „Значит, и до Череповца добрались?“ Правя, Авторы усиливают негативность этой реакции: „И его, значит, в оборот тоже взяли…“

Вспомнив о бабах, Давыдов в черновике „покрутил носом“. Исправляется на „пошевелил бородой“.

О Сельме, увидев ее второй раз, Воронин думает: „Черты лица ее были скорее неправильны и грубоваты“. Авторы правят: „Лицо у нее было скорее неправильное и грубоватое даже…“ А вот описание ее ног („Они были длинные, гладкие, твердые“ и т. д.), которое в черновике находилось в этом месте (когда Сельма пришла к Андрею попросить сигарету), Авторы переносят ближе к началу — во время первого появления в романе Сельмы, когда ее, новенькую, привел ночью Кэнси. Описывая Сельму словами Андрея, Авторы позволяют себе в черновике: „…блядь и блядь…“, но потом правят: „…сучка и сучка…“ И позже в тексте нецензурное слово правится Авторами на „шлюху“.

Показывая Воронину транзистор, Сельма говорит: „На всех диапазонах один треск и вой, никакой музыки нет“. Авторы добавляют Сельме речевую характеристику: вместо „никакой музыки нет“ — „никакого кайфа“.

Высказанная Сельмой мысль об очеловечивании павианов кажется Воронину „не лишенной какого-то смысла“. Рядом идут „мысль“ и „смысл“, и Авторы заменяют „смысла“ на „рационального зерна“.