От греха подальше

Нелва, поискав, достала видеокассету с эксцентричной комедией тридцатых годов с Кэтрин Хепберн и Кэри Грантом, и Виктория в течение двух часов бездумно развлекалась. Но когда мать отправилась спать, мысли Виктории снова побежали к Роуну, как это часто — пожалуй, слишком часто — случалось в последнее время. Интересно, чем он сейчас занимается? В самом деле читает или ему просто захотелось побыть одному?

Переодевшись в длинную ночную рубашку, которую она нашла в шкафу в своей бывшей спальне, Виктория села по-турецки на кровать и стала просматривать метеосводки на своем компьютере. Но прогнозы не предвещали ничего утешительного, и девушка несколько раз поймала себя на том, что вглядывается в окно, из которого был виден гостевой коттедж. Когда в маленьком домике погас свет, она представила себе, как Роун ложится в постель, которую они приготовили вместе, как его смуглое тело выделяется на фоне белых простыней… Но едва этот образ родился в ее сознании, как она испытала сильнейшее потрясение, осознав, что желает близости с ним. Как же так получилось, что ее злость улетучилась?

Закрыв компьютер, она снова посмотрела в окно. На этот раз Виктория заметила неяркую оранжевую точку. «Он сидит на крыльце и курит», — догадалась она. Один. В темноте.

Несмотря на присущее ей благоразумие и осторожность, не в характере Виктории было равнодушно смотреть на страдающего человека. А в том, что Роуну было плохо, она ничуть не сомневалась. Сначала она подумала, что он все еще не может успокоиться после той взбучки, которую получил от нее, но потом пришла к выводу, что вряд ли он до сих пор переживает из-за такой ерунды.

Больше оставаться в доме она не могла, поэтому закуталась в старый велюровый халат — скорее для того, чтобы уберечь себя от вечерней прохлады, чем из скромности, — но не найдя в комнате туфель, выскользнула во двор в одних носках и пошла в темноте по дорожке к коттеджу.

Ей не удалось подойти незаметно. Роун увидел ее, как только она появилась на дорожке, но не тронулся с места.

Когда она подошла, он спросил ровным, лишенным всяких эмоций голосом:

— Что ты здесь делаешь?

— Решила навестить тебя. Подвинься.

Он повиновался, освободив ей место рядом с собой на верхней ступеньке крыльца. Садясь, она заметила, как сверкнула, взлетев дугой, сигарета, выброшенная через перила. Она хотела было напомнить ему о пожарной безопасности, но вовремя осеклась. Земля была сырой, и сигарета наверняка сразу погасла, как только упала. Кроме того, ее больше заботило то, что Роун был без рубашки.

— Ты не замерз? — спросила она. Ночью в этих местах бывало прохладно, и температура, наверное, опустилась ниже пятидесяти градусов [5].

— Немного.

— Почему ты не оделся?

— Мне нравится мерзнуть.

Грубоватый тон ответа привел ее в замешательство, но только на мгновение.

— Знаешь, ты какой-то сам не свой с той… в общем, после нашей ссоры, — скороговоркой произнесла она.

— Разве я опять веду себя плохо?

— Нет, что ты, я пришла сюда не для того, чтобы с тобой ссориться.

— Тогда зачем?

— Я беспокоюсь за тебя. И чувствую, что чем-то огорчила тебя.

— Чем-то еще, кроме этой взбучки?

— Ты ее заслужил, но я думаю, что дело не в ней.

— Почему ты уверена, что я «огорчен», как ты выразилась?

— Я же не слепая…

— Ладно, пусть так, но не обольщайся — это никак не связано с тобой.

Виктория не позволила себе обидеться. Она была уверена, что таким образом он пытается заставить ее уйти, поэтому решила остаться.

— Тогда в чем дело? Ты не хочешь говорить об этом? Я не обижусь…

— Я не хочу говорить об этом.

Напряженное молчание с каждой секундой становилось тягостнее. Виктория с трудом сдерживала себя, чтобы не прикоснуться к Роуну, успокоить его, помочь, хотя и не знала, почему он страдает. Зато по своему недавнему опыту она знала, как быстро утешение может смениться страстью.

Она пыталась подыскать слова, которые помогли бы им нарушить это молчаливое отчуждение, но Роун опередил ее.

— Ты действительно хочешь знать, о чем я думаю? — спросил он с горечью. — Ты и вправду хочешь знать, какой я эгоистичный ублюдок?

Резкость его тона напугала ее. Возможно, она вовсе не хотела ничего знать. Но она чувствовала, что Роуну нужно выговориться, поэтому заявила:

— Да, я хочу знать, что тебя мучает.

Он тяжело вздохнул.

— Мы как-то говорили о моей сестре, о моей младшей сестре Ким. Ей было всего двадцать лет… Она погибла, ныряя с аквалангом, но это не был несчастный случай. Я убил ее.

9

Виктория была в шоке. Роун видел это по ее глазам. Но вскоре она пришла в себя от неожиданного потрясения.

— Я не верю, — наконец произнесла она.

— Это правда.

— Объясни.

Он глубоко вздохнул. Все, что произошло несколько лет назад, он помнил так, будто случилось это вчера. Он помнил все подробности, но рассказывать о трагедии… Однако, если надо… Пусть лучше она уйдет и оставит его в покое…