Я набрал номер 1610. Трубку снял мужчина. Он спросил, что случилось, что меня угнетает. У него был приятный мягкий голос. К собственному удивлению, я взял и рассказал о своей жизни. Мужчина ответил: «Я понимаю, вам сейчас нелегко. Но все изменится к лучшему, поверьте. И обязательно приходите к нам, мы подробно поговорим. Считайте, что у вас появился друг».
Я, конечно, в общество не пошел. Но после звонка стало легче на душе. В кои веки услышал доброе человеческое слово!
…Вы считаете, что внутри это здание еще более мрачное, чем снаружи? Да, здесь грязно, через щели в стенах и разбитые окна врывается ветер. А плата за ночь немалая — пятьдесят пенсов. И все-таки я радуюсь, когда попадаю сюда — лучше, чем коротать ночь на улице!
Пойдемте, я покажу комнату. Вот моя кровать — одна из двенадцати, которые стоят тут. А это мое имущество. Оно нехитрое: мыльница, зубная щетка и полотенце. Надеюсь, вы извините, что я вас ничем не угощаю, единственное, что могу предложить, — вода из-под крана.
Мрачную картину я нарисовал? Но я цветной! Между прочим, добрая половина обитателей ночлежки — выходцы из Азии и Африки.
Как-то я нес газеты в редакцию «Дейли мейл». В проходном дворе меня остановили трое парней. Не сказав ни слова, они начали меня избивать. А убегая, крикнули: «Так будет с каждым черномазым». Я с трудом добрался до больницы.
Вы слышали о погроме на Брик-Лейн? В этом районе живут бенгальцы. Ночью там появилась группа парней. Они врывались в дома, ломали мебель, били людей.
У меня на Брик-Лейн есть знакомый. Он сказал: «Это только начало, я уверен. Дальше будет еще хуже».
Попадался ли вам в лондонском банке клерк с темным цветом кожи? Зато грузчики, которые таскают на почтамте мешки с посылками — одни цветные. Убирают мусор и подметают улицы тоже цветные. Нас берут лишь на грязную работу. А если иммигрант занимает равную с белым должность, то платят ему гораздо меньше.
Вы были рано утром на центральном рынке Лондона «Смитфилд»? Там полно цветных. Они приходят не за свиными окороками или индюшками, а чтобы купить по дешевке отходы. Из отходов можно что-то приготовить. На всех желающих их не хватает, поэтому очередь занимают с ночи, как в нашу ночлежку.
Домовладельцы часто отказываются сдавать комнату тем, кто приехал из Индии, Пакистана, Кении, Уганды. Замечали на домах объявление: «Только для европейцев»?
Кое-кто даже требует выбросить темнокожих из Англии. Мы будто бы отнимаем у англичан работу и жилье, да и вообще грозим растворить великую британскую нацию. Это расистские призывы. Но власти смотрят на них сквозь пальцы. А нас, между прочим, в стране почти два миллиона…
Будь моя воля, давно бы вернулся домой. Но где взять деньги на дорогу?..»
Асаф не докончил рассказ, у него начался приступ кашля. Я побежал за водой. В туалете кран был сломан. На первом этаже — та же история. Тогда я рванул дверь, на которой красовалась табличка: «Директор».
— Что вам угодно? — Из-за стола поднялся стопроцентный британский джентльмен — дородный, холеный, с седыми висками.
— У одного из ваших постояльцев сильный приступ. Нужен стакан воды.
Джентльмен с удивлением поднял брови: по таким пустякам его беспокоят? Потом молча забарабанил по столу пальцами, видно, взвешивал, каким способом выставить «нахала» за дверь. Пришлось показать удостоверение иностранного корреспондента. И вот я уже протягиваю Асафу стакан. Его зубы стучат по стеклу, он дрожит, лицо в поту.
— Извините, что доставил вам столько хлопот, — с трудом произносит он.
Мы договорились встретиться на следующий день. Но когда я пришел в «Арлингтон хауз», на его кровати сидел другой. Не знает ли он, где Асаф Джилани? Мужчина пожал плечами.
Асафа не было ни через два дня, ни через неделю.
Что с ним случилось? Не смог наскрести пятьдесят пенсов, чтобы заплатить за ночлег и спит теперь под одним из мостов на набережной Темзы, где облюбовали себе пристанище сотни безработных? Но тогда почему не подошел к ночлежке и не предупредил меня? А может быть, взял у кого-то в долг и вернулся на родину? Тоже маловероятно: кто даст в долг нищему «азиату», разве что такие же, как он, но те сами без гроша в кармане. Не попал ли в больницу с очередным приступом, либо — еще хуже — его снова жестоко избили?
Не знаю. Директор ничего не смог ответить мне, и я больше не видел Джилани.
Но в последнее время такие, как он, стали все громче поднимать голос, не желая быть гражданами второго сорта. Властям не понравился этот ропот, ведь темнокожий нужен им как не только дешевая, но и покорная рабочая сила. Они решили наказать иммигрантов с помощью неофашистов. Весной восемьдесят первого число нападений на «цветных» возросло в три раза по сравнению с предыдущим годом.
Иммигранты — забитые, униженные, не видящие света в конце туннеля безысходности — решили ответить на силу силой. И в лондонском квартале Брикстон, застроенном тесно прижавшимися друг к другу домами африканцев, дали отпор расистам.