Мы получили сигнал о том, что обстановка в Питтсбурге не совсем благоприятная, туда съезжаются эмигранты из Нью-Йорка и Кливленда. Я с Бурдиным прилетел в Питтсбург часов в 6 вечера. Пока мы занимались вопросами размещения нашей делегации, пришло сообщение, что по городу идет колонна в 30 автомашин демонстрантов-эмигрантов с антисоветскими лозунгами. Я сразу спустился вниз, колонны этой нет. «Где?» — спрашиваю. Говорят, что отправилась по направлению к аэропорту. Я взял начальника полиции к себе в машину, мы нагнали их недалеко от аэропорта. Начальник полиции по рации дал команду: пока мы не доехали, гнать этих демонстрантов за аэропорт, в лес. И мы их действительно нагнали уже за аэропортом, в лесу. Начальник полиции вышел из машины, к нему подошел полицейский. Около машины полицейского стоял мужчина средних лет, в белой сорочке, без пиджака. Оказалось, это руководитель демонстрации. По нашей договоренности полицейские продержали их до часа ночи, а затем отпустили.
На другой день утром, когда я вышел на улицу, я был обрадован с одной стороны, но и возмущен. Тысячи людей собрались вокруг отеля. А на площадь выходило окно Никиты Сергеевича, и все устремили туда свои взоры. В это же время там стояли две группы пикетчиков с оскорбительными лозунгами. Я вышел, не выдержал и тут же потребовал от зама мэра по безопасности навести должный порядок. Он побелел как бумага и затрясся. Через 15 минут на наших глазах трем демонстрантам скрутили руки. Посадили в машину и увезли. Все лозунги свернули, сломали при нас, бросили в машину, и двое полицейских их увезли. После этого в Питтсбурге мы не увидели ни одного лозунга, хотя там был пресловутый Бела Фабиан, который сопровождал нас со своей женой везде.
В Питтсбурге весь народ вышел на улицы, несмотря на то, что эмигрантские организации навезли туда всякого сброда, такой активности, такой теплоты, пожалуй, нигде не было. Я не вытерпел и утром сказал Никите Сергеевичу, что хотели дать открытую машину. «Это правильно, это хорошо». В нескольких случаях я сам предлагал ему открытую машину, в других случаях подавали закрытую, я скромно умалчивал, потому что считал это правильным, когда обстановка была не в нашу пользу.
В Вашингтон мы прибыли нормально. Когда поехали с аэродрома, ко мне подъехал американский мотоциклист, передал записку: в районе Белого дома сейчас собирается в Хрущева стрелять один из эмигрантов.
Напряжение было страшное. Что делать? Этот сигнал прислал мне начальник отдела Госдепартамента Хипсли. Со мной в машине не было ни одного человека, знающего русский язык. Я стал объяснять американцам, как мог, что у Белого дома собираются стрелять. Они, оказывается, по связи получили эти данные, отвечают, что знают об этом.
А что мне делать? Первое. Мотоциклетный эскорт поставить по два с той и другой стороны, у каждого колеса по два, чтобы двое полицейских прикрывали справа и двое слева, чтобы это было надежное прикрытие. Дальше. Машину свою надо подставить, но откуда будут стрелять: справа или слева? Шоферу говорю: если где-то будет заметно шевеление, поезжайте в ту сторону.
Я встал и ехал стоя в открытой машине от самого аэродрома до резиденции.
Напротив Белого дома стояла кучка эмигрантов с теми же флажками, с которыми они нас встречали, когда мы въезжали в Вашингтон впервые, но никаких происшествий тогда не было.
Потом мне Хипсли сказал, что они только что получили анонимное письмо о том, что при приезде к Белому дому будут стрелять. Но, к счастью, все окончилось благополучно.
Спать нам приходилось маловато, ели мы кое-как. Но с этим не считались, потому что понимали задачи и, надо сказать, наши сотрудники никогда не были чем-то недовольны.
В Кэмп-Дэвид сначала хотели поехать на автомашинах, а полетели на вертолетах. Кэмп-Дэвид — государственная резиденция президента.
Это несколько маленьких домиков, деревянных, обшитых тесом. Один побольше. Все домики одноэтажные, внутри отделаны они более-менее прилично, уютно. Я осмотрел все помещения от начала до конца, когда приезжал раньше.
В отношении охраны в Кэмп-Дэвиде мы были спокойны. Резиденцию президента охраняют постоянно в три кольца, батальон морской пехоты. Такая охрана, что туда и комар не проскочит. Если вы зашли в зону, вам одевают значок, что вам здесь разрешено ходить.
26 сентября Никита Сергеевич посетил ферму Эйзенхауэра. Это его личная ферма, небольшая, он там раньше работал.
После этого была пресс-конференция в пресс-клубе и выступление по телевидению. Никите Сергеевичу предлагали попудриться и одеть голубую рубашку, чтобы его было лучше видно в цветной телевизор. Я предупредил Литовченко, что будут это предлагать, но мы сразу это исключили. Как приедет одетый, так и будет выступать. Так и получилось.
Когда он выступил по телевидению, вышел в коридор и сказал: «О’кей, все, в самолет теперь и на Москву!»
Это было последнее выступление, за исключением прощальной речи на аэродроме. Мы были очень довольны, что за период такой тяжелой командировки он ни разу не заболел, нас это очень радовало.