В течение долгих столетий Афродита Пафосская являлась одной из наиболее почитаемых культовых скульптур, и все это время она сохраняла неизменной свою примитивную форму. Забавно, что языческая богиня, во всем мире считавшаяся воплощением физической красоты и привлекательности, у себя на родине представала в таком условном, далеком от человеческих идеалов виде. Увы, с тех пор, как Афродита покинула Кипр и овладела умами греков, она не стала прекраснее.
После музея я направился к католическому собору тринадцатого века, являвшему собой совершенный образец французской готики: три великолепных входа, просторный беленый интерьер. Он вырос волею Людовика IX, который был вынужден зазимовать в Никосии по пути в неудавшийся Седьмой крестовый поход. Французский король путешествовал в сопровождении большой свиты, в которой нашлось немало архитекторов и ремесленников. Их стараниями и был возведен собор Святой Софии, тоже позднее превратившийся в турецкую мечеть. И если собор Святого Николая в Фамагусте напомнил мне родную Англию, то храм Святой Софии, несомненно, несет отпечаток Франции. В этих двух сооружениях, посвященных ныне уже не Христу, а Мухаммаду, боевые трубы крестоносцев сыграли свой последний марш.
Внешне греческий православный собор в Никосии похож на драгоценную шкатулку. Ни одного квадратного дюйма пустой поверхности — все стены и потолок покрыты затейливыми фресками, иконами и позолоченной резьбой. Сверху спускаются хрустальные люстры, и когда служитель собора зажег свет, внутреннее пространство заискрилось, заиграло и наполнилось мерцающей жизнью. В то время как католическая церковь воплощает в себе мужественный дух Римской империи, греческая православная церковь отражает неожиданные и эксцентричные, женственные по своей сути причуды Византии. Помню, как-то одна моя приятельница, очень умная женщина, обронила такую фразу: «В Англии католицизм воспринимается как нечто экстравагантное, но чем дальше он продвигается на Восток, тем проще становится в своих внешних проявлениях. И наконец латинская церковь достигает такой точки, где она уже практически неотличима от пресвитерианства!»
Я вышел во дворик и осмотрелся. Старая лестница вела на галерею, где располагался вход в архиепископский дворец. Очень вежливый монах на хорошем английском сообщил мне, что в настоящий момент архиепископ в отъезде, но я могу осмотреть его апартаменты. Меня провели в длинную прохладную комнату, главным украшением которой являлись живописные портреты бывших архиепископов. Некоторое время мы развлекались обычной светской беседой, затем появился еще один молоденький монах с подносом, на котором стояли чашечки кофе, блюдце с вишневым вареньем, стаканы с водой и лежала пачка сигарет.
— Может, вам будет интересно осмотреть архиепископское одеяние? — спросил молодой человек. — Вы, наверное, знаете, что оно напрямую связано с находкой мощей святого Варнавы. Помните историю, приключившуюся во времена императора Зенона? Если желаете, я могу принести одежду.
Несколько минут спустя он вернулся с богато расшитым парчовым одеянием. За ним следовал второй монах, он нес митру архиепископа и пастырский посох. Они осторожно разложили свою драгоценную ношу на столе.
Тяжелая куполообразная митра была украшена финифтью, а также большим количеством рубинов, изумрудов и бриллиантов. Она напомнила мне корону, которую носит во время страстной недели Иерусалимский патриарх греческой православной церкви. Знаменитый епископский скипетр, дарованный архиепископу Кипра византийским императором почти полторы тысячи лет назад, имел в длину пять футов. Он был инкрустирован перламутром и заканчивался гранатовым навершием с золотым крестом.
Пока монахи раскладывали на столе одеяния архиепископа, раздавалось тихое серебристое позвякивание. Дело в том, что архиепископская риза и густо расшитая алая мантия украшены маленькими колокольчиками: их насчитывается двадцать штук, и каждый размером с вишню. Такие же колокольчики крепятся и к столе, или