От иммигранта к изобретателю

Четыре года тому назад, во время моего пребывания на старой родине, я был приглашен на праздничное публичное собрание в город недалеко от моего родного села. Это был город Панчево, где в детские годы я ходил в школу, где от моего словенского учителя Коса я первый раз услышал о Бенджамине Франклине и его бумажном змее. В первых главах моей книги показано, что многие воспоминания об отроческих днях питались в моем сердце нежной любовью к этому историческому городу. В Панчеве об этом знали, поэтому я и был приглашен. Была также и другая причина. В марте 1919 года председатель югославской делегации на Парижской мирной конференции пригласил меня в Париж в надежде на то, что с моим знанием английского языка и англо-саксонским мышлением я могу помочь делегации в ее работе. Я провел в Париже семь недель. Результаты, как меня в том уверял сербский премьер-министр Пашич, были замечательны. И он пригласил меня в Белград, как гостя правительства, чтобы изучить положение военных сирот в Сербии. Изучение закончилось тем, что была организована «Американская ассоциация помощи сербским детям», замечательная деятельность которой известна и глубоко ценится во всех частях сербского государства.

Когда в Панчево услышали, что я был в Белграде, мне было прислано приглашение.

Литературное общество «Академия», устроило торжественное публичное собрание, поводом для которого послужил День Вильсона. Оратором был молодой словенец, блестящий адвокат и публицист. Темой его доклада было: «Президент Вильсон и его четырнадцать пунктов». Он закончил свою замечательную похвальную речь президенту Вильсону словами: «Президент Вильсон является оазисом идеализма в бесконечной пустыне материализма». Образ моего старого друга Билгарза, отшельника на Кортланд-Стрит, сразу предстал предо мной, и его любимая фраза: «американский материализм» невольно зазвучала в моих ушах. У меня возникло опасение, что Соединенные Штаты Америки могут быть поняты как часть пустыни, упомянутой оратором, и мне хотелось предотвратить возможность такого заключения. Громкими и долго продолжавшимися аплодисментами были встречены те заключительные слова оратора, и прежде чем аплодисменты прекратились, председательствующий, городской голова, подошел ко мне и спросил, не желаю ли я сказать несколько слов.

Я повторю здесь кое-что из того, что я сказал тогда: