От империй — к империализму

Несмотря на многочисленные призывы и протесты Лондона, в Вашингтоне твердо стояли на своем. Лорд Палмерстон, возглавлявший в те годы английскую дипломатию, изумленно спрашивал американских дипломатов, неужели «правительство в Вашингтоне может искренне и сознательно желать, чтобы флаг и корабли Союза продолжали оставаться, как сейчас, прикрытием для злодеев и мерзавцев всех стран, которые безнаказанно совершают деяния, караемые смертью в большинстве стран, включая даже Вашу страну»[1015]. На коллег с другого берега Атлантики эти слова не возымели никакого действия. Американские дипломаты объявляли английскую борьбу с работорговлей покушением на свой суверенитет. И лишь в 1862 году, когда в США произошел открытый разрыв между северными и южными штатами, позиция Вашингтона вдруг резко изменилась, а вопрос о суверенитете как-то сам собой снялся с повестки дня. Тогда же пришло и освобождение русских крестьян от крепостной зависимости. В Бразилии рабство было отменено позднее — в конце правления императора Педру II (Pedro II) в 1888 году. «Крещеная собственность» по обе стороны Атлантического океана приобрела формальное равноправие в рамках нового этапа развития капитализма.

Сколь бы велика ни была заслуга Королевского флота в борьбе против рабства, далеко не все его операции имели столь же благородные цели. В те самые годы, когда корабли, патрулировавшие Атлантику, освобождали чернокожих рабов, другие корабли под тем же флагом прикрывали опиумную торговлю в Китае.

Империя постоянно была обречена воевать, защищая, на первый взгляд, чужие интересы. Британский флот то громит турок вместе с русскими под Наварином, то защищает интересы Турции от русских под Севастополем. Солдаты в красных куртках сражаются с непальскими гуркхами в Индии, а потом британские чиновники помогают организации непальской монархии. Империя защищает не только свои интересы, но и общий порядок. Другой вопрос, так ли гуманен и справедлив этот порядок, как представляют его идеологи. Колониальное угнетение и эксплуатация трудящихся являются такой же естественной его частью, как и свобода и уважение к принципам права.

Впрочем, вызов существующей системе очень часто исходит не от угнетенных народов и классов, а от национальных и региональных элит, недовольных своим местом в ней, стремящихся использовать оказавшиеся у них на руках козыри для того, чтобы изменить в свою пользу правила игры и перераспределить мировые ресурсы.

Империя принуждена противодействовать амбициям региональных держав даже тогда, когда последние непосредственно не выступают против нее. Именно этим определяется англо-русский конфликт второй половины XIX века. Сами по себе имперские амбиции Петербурга отнюдь не являются угрозой для Британии — ни в экономическом, ни в геополитическом смысле. Более того, вступая в конфликт с бывшим союзником, Британия подвергает риску свои стратегические позиции в Азии, которые ранее Российская империя надежно прикрывала. Однако стремление Петербурга контролировать все Черное море и нескрываемое намерение разделить Оттоманскую Турцию провоцируют нестабильность, которая чревата непредсказуемым изменением всей мировой расстановки сил.

Напротив, перегруппировка политического пространства в Германии и Италии на первых порах не вызывает у элит Британской империи столь болезненной реакции, поскольку не влечет на первых порах дестабилизации или непредсказуемого изменения ситуации за пределами этих стран.

Попытки царя Николая I прикончить «больного человека Европы», как называли тогда Турцию, привели к первой большой европейской войне со времени поражения Наполеона.

Великобритания и Франция, поддержанные Пьемонтом, выступили на стороне Оттоманской империи, которая воспринималась в общественном мнении Запада жертвой агрессии. Лондонская пресса полна была публикаций о необходимости защищать основы свободного общества от царского деспотизма, хотя деспотизм Султана был ничем не лучше. На самом деле, однако, между Россией и Турцией существовало одно принципиальное различие, о котором говорилось куда меньше: Петербург пытался проводить протекционистскую политику, тогда как Стамбул все более открывал свое экономическое пространство для иностранного коммерческого присутствия.

Зная военную силу русских, британские военные отнюдь не ожидали, что столкновение с царскими армиями будет легким. Однако неожиданно обнаружилось, что основные потери британцам и их союзникам причиняло не сопротивление неприятеля, а некомпетентность собственных генералов и отсталость собственных структур.