От империй — к империализму

«Возникла приятная ситуация, при которой британское морское превосходство росло, несмотря на то, что расходы на флот сокращались или оставались неизменными»[1116]. Британская буржуазия могла себе позволить уникальное сочетание подавляющей военной мощи и относительно низких военных расходов. Расходы на оборону составляли всего 2–3 % валового внутреннего продукта: «размеры британского экономического присутствия в мире были куда большими, чем военная мощь империи»[1117].

В условиях, когда в Европе и Америке поднимались новые центры политической силы, роль гегемона состояла в том, чтобы продолжать поддерживать равновесие, обеспечивая «Концерт держав». Это, до поры, устраивало всех.

Переставая быть единственной в своем роде страной, Британия оставалась первой среди равных и была признана в этом качестве всеми остальными участниками мировых процессов. Однако по мере укрепления колониальных и индустриальных позиций Германии, в Лондоне начинали испытывать беспокойство.

К началу «гонки завоеваний» викторианская Англия уже располагала достаточными территориями, а традиционная британская политика была ориентирована в первую очередь не на территориальный контроль, а на удержание и развитие торгового преимущества. Однако активная колониальная экспансия других держав, прежде всего быстро развивающейся Германии, заставила британцев приложить дополнительные усилия для расширения собственной империи. Так, по мнению польского историка, завоевание Кении и других территорий в Восточной Африке было вызвано не столько собственными планами Лондона, сколько необходимостью сдерживания немцев, захвативших плацдарм в Танганьике: «Речь идет о безопасности фланга, прикрывавшего путь в Индию, а также весь бассейн Индийского океана — фланга, важного для интересов английского империализма. Теперь уже этот вопрос из местной проблемы торговых выгод превращается в проблему принципиального значения, тем более что, как это вскоре станет очевидным, на территории Кении может жить и работать белый человек. Таким образом, дело касалось потенциального стратегического опорного пункта»[1118].

Хотя ситуация в мире менялась, британский правящий класс оставался неколебимо уверен, что морское господство обеспечивает стратегическое преимущество над любым возможным противником. С этим были согласны и многие военные теоретики других стран. Изучая опыт Британии, американский адмирал А.Т. Мэхэн пришел к выводу о решающем значении морских сил в борьбе за глобальное господство. Однако, как отмечает Пол Кеннеди, идеи адмирала «принадлежали прошлому» (were too rooted in the past)[1119]. В январе 1904 года Хэлфорд Маккиндер (Halford Mackinder) прочитал в Королевском географическом обществе (Royal Geographical Society) лекцию, в которой предупреждал о конце «колумбовской эпохи» и начале новой эры[1120]. Отныне успех держав будет определяться способностью концентрировать ресурсы, а значение флота начнет постепенно снижаться. Индустрия и железные дороги важнее для мощи государства, чем мощные морские силы: «успех будет сопутствовать державам, опирающимся на индустриальную мощь»[1121].

Новое стратегическое значение железных дорог полностью вскрылось только во время Первой мировой войны. Если раньше превосходство британского флота гарантировало, что даже со сравнительно небольшими силами, имперские генералы всегда могли первыми оказаться в нужное время в нужном месте, неизменно удерживая инициативу, то теперь перебрасывать подкрепления по суше оказывалось легче, чем по морю. Однако еще до того, как стали понятны военные последствия массового железнодорожного строительства, его экономические результаты дали о себе знать, резко ускорив индустриализацию Америки и Германии, обеспечив растущей промышленности легкий доступ к географически удаленным ресурсам и рынкам сбыта.

АМЕРИКАНСКИЙ ИМПЕРИАЛИЗМ

В феврале 1898 года администрация президента Уиллиама Маккинли (William McKinley) использовала взрыв американского броненосца «Мэн» (USS Maine) в Гаване в качестве предлога для вмешательства в дела испанских колоний, где уже на протяжении нескольких лет бушевала война за независимость — на Кубе, в Пуэрто-Рико и на Филиппинах повстанцы вели успешную борьбу против слабеющей империи. Взрыв американского броненосца так и остался необъясненным, положив начало своеобразной традиции странных инцидентов, провоцировавших американские военные акции за рубежом (от гибели «Луизитании» в 1915 году и Тонкинского инцидента 1964 года до нападения террористов на Всемирный торговый центр в Нью-Йорке в 2001 году).