От империй — к империализму

Если в Лондоне идеологический и геополитический вектор находились в противоречии, запутывая правящие круги и создавая для них массу проблем в процессе принятия решений, то в Берлине эти два вектора в значительной мере (хотя не всегда) совпадали. Конфликт между Германией и СССР был предопределен совпадением логики идеологического противостояния с логикой геополитической экспансии. Конечно, здесь тоже не обходилось без колебаний и противоречий. Поддерживаемое из Москвы коммунистическое движение начала 1930-х годов безусловно представляло угрозу для капиталистического порядка в Германии и Центральной Европе, что и предопределило выбор значительной части корпоративной буржуазии в пользу фашизма — единственной эффективной на тот момент политической альтернативы социальным преобразованиям. Радикализм фашизма (и тем более — германского национал-социализма) позволял блокировать революционные импульсы в обществах, переживших унижение Версальского мира, ужасы Великой депрессии и острый всплеск классовой борьбы. Однако угроза коммунистической альтернативы была снята с повестки дня для Германии к середине 1930-х годов, а поражение республиканской Испании в гражданской войне 1936–1939 годов и разложение правительства Народного фронта во Франции свидетельствовали о том, что революционный прилив сменяется отливом уже в масштабах Европы. Именно на этом этапе для нацистских лидеров Германии становится возможно соглашение со сталинским руководством СССР, которое в свою очередь из прагматических соображений идет на пакт с Гитлером. Но социально-политический конфликт нацизма с коммунизмом накладывается на геополитическое противостояние германского империализма с атлантической мировой империей — Британией, а позднее и с Соединенными Штатами, понемногу заступающими на ее место. Логика борьбы за гегемонию в мировой системе вновь возвращает Германию, как континентальную державу, к исходной точке противостояния с Россией, только теперь на первом плане стоят не социально-идеологические, а геостратегические соображения. Как и в случае с Наполеоном, победа континентальной державы над атлантической империей в подобном противостоянии была бы возможна лишь в случае, если удалось консолидировать контроль над всем европейским континентом. А это означало необходимость лобового столкновения с Россией. Идеологическое противостояние нацизма и коммунизма, отошедшее на второй план к концу 1930-х годов, снова оказывается важнейшим политическим фактором, теперь уже служа новой цели — обоснованию мобилизации военно-политических сил подвластной Берлину Европы на очередной «крестовый поход».

Однако на сей раз, усвоив уроки Первой мировой войны, в Германии начали войну на западе, обезопасив себе тыл на востоке. Пакт со Сталиным позволил Гитлеру решить эту проблему, после чего Вторая мировая война стала реальностью. За Польшей пришла очередь Дании, Норвегии и Франции.

Поражение Франции в 1940 году обрекало Британскую империю не столько на одиночество, сколько на неизбежную утрату глобальной роли. Победа в борьбе с Германией один на один была теоретически возможна даже в этот период: но лишь за счет концентрации всех имеющихся ресурсов в Западной Европе. А это означало неминуемый закат империи.

Морская стратегия в очередной раз дала сбой — оказывалось невозможным одновременно вести в Европе тотальную войну против Германии и защищать имперские интересы по всему миру. Знаменитый британский флот, основные силы которого ранее были сосредоточены в Северном и Средиземном морях, к началу Второй мировой войны «был раздерган по частям, чтобы решать разнообразные задачи на всех океанах»[1201]. Как замечает российский военный историк, Королевский флот провел в годы Второй мировой войны быть может свою лучшую кампанию, при том что «он был вынужден вести такую войну, какая не предусматривалась даже для флота в золотую эпоху безраздельного господства на морях. Королевский флот оказался вынужден воевать сразу на трех океанах: в Атлантике, в Арктике, в Индийском». Сюда следует добавить средиземноморские и тихоокеанские операции, где бои велись «с ничуть не меньшим размахом и напряжением»[1202].

Британская империя сражалась героически и Уинстон Черчилль был, безусловно, прав, назвав Вторую мировую войну ее лучшим часом (finest hour). Однако солнце империи уже заходило, а на авансцену истории выходили новые державы — Америка и Советский Союз.

ГЛОБАЛЬНАЯ РОКИРОВКА — ВОСХОЖДЕНИЕ АМЕРИКИ

Вторжение Гитлера в Советский Союз резко изменило характер и масштабы войны, создав новую геополитическую ситуацию. Провал «блицкрига» в 1941 году фактически лишил Германию шансов на глобальную победу, но во-первых, это оставалось еще далеко не очевидным для участников событий, а во-вторых, от дальнейшего хода войны зависело будущее соотношение сил между победителями.