От каждого – по таланту, каждому – по судьбе

Н. Бухарин 12 января 1927 г. в «Правде» впервые печатает откровенно злобную, несправедливую в отношении поэзии Есенина статью под названием «Злые заметки». Творчество поэта он обозвал «шовинистическим», а большую часть его стихов «пьяно рыдающими». Цель его проста: своей статьей он намеревался дать «хоро-шенький залп» по Есенину. В этой статье он запустил во всенародный оборот гнусное словцо «есенинщина» (С. Эйзенштейн чутким ухом художника уловил социальный заказ и тут же бросился снимать разоблачающий «есенинщину» фильм) *. М. Пришвин в своем дневнике назвал статью одного из большевистских идеологов «хулиганской».

Верно понял тот же социальный заказ и В. Маяковский:

У народа,
у языкотворца,
умер звонкий
забулдыга подмастерье…

Более теплых слов в арсенале «лучшего и талантливейшего» не нашлось. И как-то не вяжутся эти его строки с тем, что якобы сказал В. Маяковский, узнав о смерти поэта: «Мне плевать после смерти на все памятники и венки… Берегите поэтов!»

С 13 февраля по 5 марта 1927 г. в Коммунистической академии проходила дискуссия на тему «Упадочное настроение среди молодежи. Есенинщина». Нужную тональность на этой дискуссии задавал А.В. Луначарский. Не скрывали своей злобы в отношении поэзии Есенина К. Радек, П. Преображенский, Л. Сосновский, В. Полонский, В. Фриче, В. Маяковский, В. Ермилов и многие другие. Основной «фактический материал» участники дискуссии, как это было заведено, черпали не из творческого наследия Есенина, а только из установочной статьи Бухарина. Им этого было достаточно. Мнение Бухарина о том, что «есенинщина это самое вредное, заслуживающее настоящего бичевания, явление нашего литературного дня» стало для всех руководящим.

Чуть ранее критик А. Воронский (в 1925 – 1928 гг. он был идейным троцкистом) написал предисловие к I тому «собрания стихотворений» Есенина (М.;Л., 1926). В нем этот интеллигентствующий большевик назвал одну из лучших поэм Есенина «Черный человек» прекрасным материалом для «психиатра и клиники».

Похоже, что Есенина при жизни не так боялись, как после смерти. Бездарная, никчёмная поэзия пролетарских писателей могла нравиться разве что литературным чиновникам, да и то из соображений политической конъюнктуры. Имя же Есенина становилось все более популярным и любимым. Один из литературных функционеров тех лет, А.А. Фадеев, для которого власть над пишущими всегда была много важнее его собственного творчества, говорил в 1929 г.: «Мы сдаем свои позиции С. Есенину, который не боялся заниматься человеческими чувствами и переживаниями и который именно поэтому захватывал большие кадры нашей молодежи, в то время как пролетарские поэты добросовестно вертели языком всяческие картонные динамо-машины».

Парадокс и одновременно дичь данной ситуации в том, что, объявись среди так называемых пролетарских поэтов некто, хоть отдаленно напоминающий того же Есенина, его тут же обвинили бы в мещанстве, вульгарной интимности, хулиганстве и альбомности. А потом бы благополучно вытерли бы о него свои гегемонские кирзачи.

И все же упомянутая дискуссия была лишь началом массированной атаки на творчество Есенина. Он действительно оказался «несродным» не только революции, но и всей советской системе. Она его отторгла. Пена от поносящей Есенина литературы так и не смогла осесть до конца 80-х годов. Стихи Есенина совсем не издавались более 30 лет. Имя его было вынуто из советской литературы и выброшено в забвение.

Есенина возвращали читателю мучительно долго. Первый его двухтомник после тридцатилетнего перерыва был издан в 1955 – 1956 гг. Затем в 1961 – 1962 гг. и в 1966 – 1968 гг. два издательства выпустили «Собрание сочинений» поэта в 5 томах. В 1977 – 1980 гг. издательство «Художественная литература» выпустило шеститомник Есенина. Наконец поэт удостоился чести, которая выпадает в России далеко не каждому, даже великому, поэту: Российской Академией наук было издано его «Полное собрание сочинений» в 7 томах (1995 – 2000 гг.).

Итак, Есенин без преувеличения был самым неудобным поэтом для советской власти, никто столь откровенно и резко, как он, об окружающей его жизни не высказывался. Но и после смерти у поэта остался еще один «грех», который точно подметил другой поэт Георгий Иванов: «Из могилы Есенин делает то, что не удалось за тридцать лет никому из живых: объединяет русских людей звуком русской песни, где сознание общей вины и общего братства сливаются в общую надежду на освобождение» (курсив Иванова. – С.Р.).

Добавить можно лишь одно: для советской власти только-только начавшей в начале 20-х годов тотально менять привычное для населения страны миросозерцание, поэзия Есенина была той же «идеологической отравой», что и авторские песни поэта Владимира Высоцкого в 70-х годах, когда та же самая власть перешла в последнюю стадию идеологической деградации.

Владимир Маяковский