От каждого – по таланту, каждому – по судьбе

Маяковский никогда не был просто русским поэтом. Начинал он как футурист, а значит – ниспровергатель, а после революции, что мы отметили, превратился в поэта-громилу.

Первым «учуял» в Маяковском талантливого поэта Давид Бурлюк – родоначальник русского футуризма. Он и привил ему любовь к этой экстравагантной поэзии. И Маяковский в ней весьма преуспел.

С эстрады в зал он кидает, как коровьи лепешки, подобранные по дороге, слова-презрение:

А если сегодня мне, грубому гунну,
кривляться перед вами не захочется – и вот
я захохочу и радостно плюну,
плюну в лицо вам
я – бесценных слов транжир и мот.

Это из стихотворения «Нате» 1913 г.

Еще одно четверостишие из футуристического шедевра Маяковского образца 1914 г. «А всё-таки»:

Улица провалилась, как нос сифилитика.
Река – сладострастье, растекшееся в слюни.
Отбросив белье до последнего листика,
сады похабно развалились в июне.

Подобные строки не могли оставить равнодушными никого: одни восторженно ревели, другие злобно рычали. Всем было ясно: на небосклоне русской поэзии зажглась еще одна поэтическая звезда, абсолютно ни на кого не похожая. Это восхищало и это же раздражало. А за два года до этих поэтических строк футуристы выпустили манифест «Пощечина общественному вкусу». Пощечину залепили образованию, культуре, воспитанию. Своего добились: их заметили. В 1913 г. свет увидел еще один альманах «Садок судей». В обоих есть и стихи Маяковского.

Если непредвзято прочесть поэтические творения Маяковского 1913 – 1915 гг., то, как пишет А.Л. Михайлов, станет ясно: «Талант такой мощи не мог развиваться и набирать силу только в русле футуризма. Из футуристической оболочки, из недр претенциозных, нарочито аляповатых, дразнящих своим видом, оформлением и даже названиями футуристических изданий, мощно прорывается Поэт, которого – уже на первых порах – нельзя не заметить и не выделить среди других».

Какой же вид стихов дразнил и одновременно раздражал читателя? Д. Бурлюк и А. Крученых, к примеру, писали свои творения без знаков препинания, без заглавных букв, разными шрифтами, чтобы их стихи напоминали живопись. Это был, по словам А. Крученых, «язык собственного изобретения». Понимание и сочувствие читателей им было не нужно, ибо футуристы – индивиды самодостаточные, их воздух – скандал, их стихия – возбужденная толпа.

А надо сказать, что в начале отошедшего века молодежь увлекалась футуризмом, на диспуты футуристов было не попасть. Маяковский очень быстро завоевал лидирующее положение, задвинув в тень своего «крестного отца» Д. Бурлюка. После 1917 г., когда это поэтическое направление оказалось чуждым большевизму, Маяковский преуспел в еще более «левых стихах» и вновь стал первым. Причина – не в одном желании выделиться, оно было у всех. Наипервейший же – один Маяковский, потому что он – талант, а талант легко обособляется и отделяется от любого мусора, он заметен при самом экстравагантном окружении.

Еще в декабре 1915 г. вышел альманах футуристов «Взял». Издал его О.М. Брик. Маяковский там поместил статью «Капля дёгтя», а в ней сообщение о «смерти футуризма». Всё, что было тогда можно, они разрушили, и делать было больше нечего.

Те, кто поклонялись футуризму, сами стали разрушителями. Именно футуристами в политике оказались большевики. Недаром З. Гиппиус ненавидела футуризм.

Хорошо известно, что левую интеллигенцию, почитавшую большевиков, сразу поразил вирус всеобщего исторического непослушания, как только большевики взяли власть. Всё отрицалось, всё ниспровергалось, всё старое (буржуазное) презиралось. Все были настолько зашиблены произошедшими событиями, что не замечали собственной патологии, никак не хотели понять, что, сбрасывая с себя все наслоения собственного культурного прошлого, они становятся не просто обнаженными; отринув от себя культуру, они оказываются примитивными, «как мычание», и самоуверенно наглыми. Вождем именно таких интеллектуальных люмпенов после большевистского переворота и стал Маяковский.

В 1918 г. он пишет стихотворение «Радоваться рано». Оно было направлено против самоуспокоения тех, кто «будущее ищет». Вот перлы оттуда:

Белогвардейца
найдете – и к стенке.
А Рафаэля забыли?
Забыли Растрелли вы?
Время
пулям
по стенке музеев тенькать.
Стодюймовками глоток старье расстреливай!

И т.д. Выход из подобных строк, как заметила М. Цветаева, один – в действие. И действовали. У Маяковского от подобных призывов муза только возбуждалась, и он настраивал читателя на еще более радикальные действия.