От Ханаана до Карфагена

Этот рассказ примечателен во многих отношениях. Сам Афиней ссылается на родосского историка Эргия, написавшего историю своей родины. Поэтому можно думать, что этот рассказ, несомненно восходящий к местным источникам, представлял одну из начальных глав этой истории. Разумеется, едва ли можно его воспринимать как полностью исторический: имена, там встречающиеся, относятся скорее к мифологической сфере. Но в самом рассказе нет ничего сверхъестественного. Примечательно название «Ахея». Этот топоним вызывает споры. По мнению многих исследователей, Ахея — акрополь Ялиса (Meyer, 1979, 1304). Другие решительно возражают, считая ее отдельным городом (Колобова, 1951, 66–68). Доводы сторонников последней точки зрения кажутся вполне убедительными, поскольку в одной из схолий к одам Пиндара (Schol. Pind. Ol. VII, 34) прямо говорится, что Ахея была четвертым городом Родоса. Автор этой заметки — Дидим — грамматик I в. до н. э., известный своей ученостью и обилием трудов. С другой стороны, само расположение Ахеи на вершине горы Филерм, у подножия которой располагался Ялис, свидетельствует о тесной связи между этими городами. Поэтому представляется верным компромиссное объяснение, что первоначально Ахея и Ялис были разными городами, но позже слились (Колобова, 1951, 68). Если это так, то рассказ об осаде Ахеи греками должен относиться ко времени до появления родосского Трехградья, когда город был разделен между Ялисом, Линдом и Камиром. А уже в «Илиаде» (II, 655–656) Родос предстает именно в виде Трехградья. Никаких воспоминаний о других городах острова в поэме нет. Так что можно полагать, что существование Ахеи как отдельного города и, вероятно, поселения финикийцев на месте прежнего микенского относится к достаточно древним временам, а изгнание финикийцев надо связать с дорийским завоеванием Родоса, что нас ведет приблизительно к рубежу XI–X вв. до н. э.

Вытеснение финикийцев с Родоса не стало препятствием для развития финикийской торговли как с Грецией, так и с более западными странами. И все же утрата столь важного стратегического пункта могла прервать прежде всего путь к золотым рудникам Фасоса, что, вероятно, потребовало от тирийцев искать альтернативный источник золота, каким стал Офир.

Точное местоположение Офира неизвестно. Но, вероятнее всего, он располагался где-то в районе выхода из Красного моря в Индийский океан, скорее на аравийском, чем на африканском берегу (Wissmann, 1970, 969–976; Elat., 1979, 533). Чтобы достичь Офира, было необходимо установить тесные связи с Израильским царством. При царе Давиде и его сыне Соломоне это царство стало региональной мини-великой державой. Давид окончательно сокрушил филистимлян, и хотя филистимское Пятиградье продолжало существовать, его значение резко упало. Под властью Давида оказались и значительные территории Заиорданья и Сирии, Южная Палестина (Негев) с выходом в Красное море. Очень важным было то, что израильский царь теперь контролировал важнейшие торговые пути этого региона (Tadmor, 1981, 123). Это в первую очередь заставило тирского царя пойти на союз с Давидом. Другим импульсом к такому шагу была постоянная нужда в поставке продовольствия в Тир. Нельзя сказать, что в Тирском царстве совсем не существовало земледелия. Курций Руф (IV, 4, 20) упоминает тирских земледельцев (cultores). И все же собственного продовольствия Тиру явно не хватало. К тому же рост города как торгового центра явно вел к увеличению доли собственно городского населения. Недаром примерно в это время тирский царь Хирам предпринял работы не только по благоустройству города, но и по расширению его территории. И Хирам обращается к Давиду с предложением заключения союза.

К этому времени Давид захватил Иерусалим и сделал его своей столицей и важнейшим религиозным центром. Для укрепления положения Давида не только среди соплеменников, но и среди соседних царей необходима была постройка дворца. И тирский царь, которому принадлежала часть Ливанских гор с их лесными богатствами, поставлял в Иерусалим не только кедровые деревья, но также и плотников и каменщиков для строительства дворца (II Sam. 5, 11; I Chron. 14, 1). Этот акт ни в коей мере не означал признания тирским царем верховенства Давида (Katzenstein, 1973, 95), так же, как просьба Соломона нарубить ему деревьев и прислать их для строительства храма не означала признания верховенства тирского царя. Это был обычный дар одного царя другому в ожидание ответного дара или поступка (ср.: Bunnens, 1978, 7). Таким ответным поступком мог быть факт заключения договора, либо иная форма предоставления тирским купцам возможности использовать Израильское царство для своей торговли, или же поставки продовольствия в Тир. Своей цели Хирам явно добился, хотя конкретные детали события нам неизвестны. Во всяком случае, при восхождении на престол сына Давида Соломона Хирам отправил к нему послов со ссылкой на дружбу, связывавшую его с Давидом (I Reg. 5, 1).