Наньшань на нашем пути из Синина значительно отличался от той его части, которую мы пересекли на пути в Цайдам. Здесь атмосферных осадков гораздо больше, реки многочисленны и многоводны, склоны покрыты травой и кустами, местами есть леса, ледники более часты и снеговая линия спускается ниже. На западе сухость климата создает полупустынный характер долин и склонов, поднятие снеговой линии, скудость орошения и растительности.
Из Ганьчжоу мы прошли в Сучжоу по описанному уже в главе VIII поясу оазисов.
Глава одиннадцатая. По Эцзинголу вглубь Центральной Монголии
Оазис Сучжоу. Вдоль хр. Пустынного. Русло Эцзингола. Лак пустыни и работа песка. Горы Бороула. Поиски проводника у князя Бейливана. Невольное изменение маршрута. Потеря двух рабочих. Унылая природа низовий рек. Умирающие рощи. Слухи о развалинах Харахото. Безводная пустыня. Жуткие ночлеги. Курьезное разрешение тревог. Ландшафт Центр. Монголии. Горы Дзолин и Гурбансайхан. Коечто о верблюде. Путь к Желтой реке. Чередование горных цепей и долин. Появление песков. Саксаул. Горы Харанаринула. Вдвоем через пески без проводника. Оазис Шаджинтохой. Резиденция Сантохо. Невольный отдых.
Вернувшись в Сучжоу после почти трехмесячного кругового маршрута по Наньшаню, я прожил месяц у Сплингерда, составляя отчет об этом путешествии и занимаясь организацией нового каравана. Как сказано, в гл. X, я продал в Сининфу всех верблюдов и часть лошадей, которые не могли выдержать обратный путь изза усталости, а на вырученные деньги нанял вьючных мулов. В Сучжоу я получил опять средства, переведенные Географическим обществом на второй год путешествия, и мог купить свежих верблюдов. Я искал также проводника, знающего прямую дорогу в Сантохо на Желтой реке через Алашань, так как хотел итти оттуда через Ордос и Шеньси к окраине Вост. Тибета, чтобы встретить там Потанина. Но найти такого проводника в Сучжоу не удалось, и поэтому пришлось изменить маршрут и итти вниз по р. Эцзингол в надежде, что у местного монгольского князя проводник найдется.
К половине сентября отчет был написан, сухари заготовлены, куплены свежие верблюды и лошади, и мы могли отправиться в путь. Все коллекции, собранные на пути от Пекина и в Наньшане, были сложены в доме Сплингерда, так как я должен был вернуться весной в Сучжоу на обратном пути на родину. Мы ехали вчетвером: я, Цоктоев, цайдамский монгол Абаши и молодой тюрк, нанятый в Сучжоу; он был одним из рабочих каравана англичанина Литтльдэля, с которым я встретился в Сининфу и который в Ланьчжоу отпустил большую часть своих тюрков, так как в собственно Китае, где нужно ночевать на постоялых дворах, многолюдный караван уже является обузой. Этот тюрк возвращался домой, а в Сучжоу Абаши, знавший также немного потюркски, уговорил его наняться ко мне. Пятый был китаецпроводник.
Из Сучжоу мы направились на северовосток вниз по оазису этого города, орошенному здесь обеими реками Линшуй и Дабейхэ; выносящими воду из ледников Наньшаня, но представляющему, кроме пашен, садов и селений, также болотистые впадины с зарослями камыша, солончаки и холмы с выходами третичных отложений. Мы миновали остатки Великой стены и городок Цзиньтасы (монастырь золотой башни), в котором 200 лет тому назад была кумирня с позолоченной башней. За ним пашни и селения начали редеть, чаще прерываясь солонцовой степью и небольшими кучевыми песками. На четвертый день появились уже барханы, и на севере показались плоские высоты первой цепи Бейшаня, не имевшей отдельного названия; я назвал его хр. Пустынный.
На южном горизонте Наньшань, на котором свежий снег покрывал уже большую половину склонов, постепенно скрывался за пыльной завесой. Воды в русле р. Линшуй, которое мы пересекли, уже почти не было, и эти две крупные реки Наньшаня добегают до р. Эцзингол только во время половодья.