От Киева до Москвы: история княжеской Руси

Ярослав Всеволодович готовился встретить его во всеоружии, но как раз в это время до Киева донеслись известия, что татары крушат владимирские города. Известия путанные, неясные, но способные ошеломить кого угодно, богатая и многолюдная Залесская Русь рухнула за какой-то месяц! Ярослав отозвал свои полки, размещенные зимовать по днепровским городам, и ушел на родину. Михаил без боя занял столицу, торжествовал, принял титул великого князя Киевского. Взялся распределять уделы, наградил Черниговом двоюродного брата Мстислава Глебовича. А его сын Ростислав возомнил, что теперь-то их род может заправлять на Руси как угодно. Тут же наплевал на договор с Даниилом Галицким и захватил у него Перемышль.

Но ссора была весьма опрометчивой. Ростислав отправился в поход на Литву, а Даниил без него вдруг появился возле Галича. Не осаждал, не обнажал меча, просто подъехал к стене и крикнул столпившимся там жителям:

«Люди градские, до которых пор хотите вы терпеть державу иноплеменных князей?»

Бояре тщетно пытались удержать народ. Галичане забурлили, открыли ворота и ринулось к любимому князю, «как пчелы к матке». Знати ничего не оставалось делать, как тоже идти на поклон к Даниилу «с осклабленным лицом и облизывая губы». Он на радостях простил крамольников, сказал им только одно:

«Исправьтесь!»

Однако возмутился Ростислав Михайлович, лишившийся удела. Помчался просить войска даже не в Киев, не в Чернигов, а в Венгрию, к отцу своей невесты Белы IV… Вот таким образом Русь «оборонялась» от татаро-монголов. А отсюда напрашивается и ответ: разве не заслужила она столь страшную кару?

44. Св. Александр Невский

Переяславль-Залесский, удел Ярослава Всеволодовича, в отличие от блестящего стольного Владимира, был городом скромным, тихим, уютным. Деревянные срубы детинца, резные терема, единственный каменный собор Спаса Преображения. Перед городом — раскинувшаяся гладь Клещина озера, со стен видны маковки монастыря св. Никиты Готского, где уже прославился подвигом русский святой, Никита Столпник. Здесь, в Переяславле, в 1220 г. у князя родился второй сын. Нарекли его довольно необычным для тогдашней Руси именам, Александром. Окрестили в честь преподобного Александра, игумена Куштского. Но уж наверное, вспомнили великого воителя Александра Македонского.

Ведь и отец княжича постоянно был в седле, сформировал сильный переяславский полк, водил рати то на болгар, то на литву, то в Эстонию, то на Днепр. Мать Александра, княгиня Ростислава, была дочерью Мстислава Удалого. Но у нее-то характер был совсем не воинственным. Она много времени проводила в церкви, сама любила и приучила детей к духовному чтению, отдавала себя заботам о бедных, больных, сирых, ее называли святой[136]. Старший брат Александра, смирный и благочестивый Федор, позже был причислен к лику святых. И самого Александра в детстве считали не от мира сего. Он надолго застывал вдруг над книгой, Псалтирью или Евангелием. Или замирал, глядя в окно, не замечая окружающих. Мечтал отправиться в паломничество на Святую Землю. Отец даже не на шутку опасался, что княжич оставит свет и пострижется в монахи. Но Александру выпал другой подвиг…

Уже в восьмилетнем возрасте ему довелось втягиваться в нелегкое княжеское служение, да не где-нибудь, а в бурлящем Новгороде. В ходе политических маневров Ярослав оставил там детей, Федора и Александра под присмотром верных бояр. В 1230 г. братья во второй раз очутились на новгородском престоле, попали туда в год эпидемии и неурожая, спасали голодающих, раздавали им хлеб из княжеских запасов. А в 1233 г. пришла пора женить Федора. Подобрали невесту, новгородку Харитину, но накануне венчания жених внезапно скончался. Невеста постриглась в новгородском монастыре св. Петра и Павла, стала еще одной русской святой. А Александр оказался вдруг старшим сыном, наследником.

Годы были совсем еще юными, а дела стали совсем взрослыми. Княжич сопровождал отца в походах, постигал военную науку не по рассказам, а в боях. Постигал и искусство править. Хорошо знал, что такое новгородские бунты с перекошенными от ярости ртами, выпученными глазами, смертоубийствами. Знал и вече, заседания важных и уверенных в себе «золотых поясов», их двусмысленные речи, уловки, скрытые угрозы. Учился выделять искренних и неискренних друзей, тайных и явных врагов. Учился лавировать, договариваться, а если нужно, то и подчинять своей воле, и голос его на вече «гремел, как труба».