От Клеопатры до Карла Маркса

В торговом флоте Гарибальди делал самую обыкновенную карьеру, стал сначала помощником капитана, а затем, в 1832 году, когда ему было 25 лет, – капитаном парусника «Клоринда». Сделаться в этом возрасте капитаном парусника считалось в ту эпоху совершенно нормальным. Можно сказать, что он принадлежал к той самой средней буржуазии, которой предстояло сыграть огромную роль в грядущих итальянских революциях.

Сам же Гарибальди сделался революционером сразу и вдруг, как это бывает с сильными и яркими натурами. И случилось это в Таганроге, где произошла встреча в трактире с членом общества «Молодая Италия», человеком по имени Кунео. «Молодая Италия» – тайное революционное общество, созданное Андреа Мадзини и прославленное романом Этель Лилиан Войнич «Овод». Кунео рассказал Гарибальди о целях своей организации.

По итогам Венского конгресса, состоявшегося в 1814 году, после Наполеоновских войн, державы-победительницы под флагом «восстановления легитимных монархий» поделили мир в соответствии со своими интересами и, как всегда бывает в таких случаях, заложили основы будущих конфликтов.

Италия была разделена на восемь государств под патронажем Австрии. Жизнь итальянских земель оказалась подчинена интересам австрийской монархии. А порой австрийское управление выливалось в прямую оккупацию. Эта бомба рано или поздно должна была взорваться.

Мадзинисты не были единственными революционерами в Италии – еще раньше возникли тайные общества так называемых карбонариев (в буквальном переводе – «угольщиков»). Возглас «он карбонарий!» известен нам по тексту «Горя от ума» как символ ужасающей обывателя революционности. Организация карбонариев была тесно связана с масонством. Она не имела четкой программы, но среди абстрактных лозунгов, призывавших к добру, важное место занимала борьба за объединение Италии.

Тактика «Молодой Италии» была заговорщической, а значит, безнадежной. Со временем Гарибальди разочаровался в ней, и у него возникли с Мадзини серьезные противоречия. Но пока он увидел в деятельности общества реальный путь к тому, чтобы сделать что-то для Италии – страны, которую он с детства любил по рассказам. Такая любовь, основанная на теоретическом представлении, была в духе его натуры.

В 1833 году, со вступлением в «Молодую Италию», в сознании и судьбе Гарибальди произошел переворот. Он поклялся посвятить жизнь борьбе за освобождение Италии. И клятву эту выполнил.

Уже в следующем, 1834 году он стал участником заговора мадзинистов, которые пытались организовать восстание против австрийского гнета. Гарибальди получил задание «поднять флот» Пьемонт-Сардинского королевства. Ни больше ни меньше. Это было нереально. Заговорщики вообще мало считаются с исторической реальностью, с конкретной обстановкой. Им свойствен романтический взгляд на вещи: мы свято верим в свою правоту – и люди пойдут за нами. Иногда в истории это удавалось, но не на сей раз. Уже в 1835 году было ясно, что заговор провалился. Гарибальди, как один из его активных участников, был заочно приговорен к позорной казни – расстрелу в спину.

Нельзя забывать, что времена Средневековья были еще не очень далеко, и в отношении тех, кого считали преступниками, применяли самые жестокие пытки и казни. Возродилась даже отмененная Наполеоном Бонапартом инквизиция. Вместе с нею вернулось и отношение к казни не просто как к суровейшему наказанию, но и как к жестокому уроку, попранию личности. И это было совершенно невыносимо для горделивой натуры Гарибальди.

Он бежал из Генуи сначала в Ниццу, потом в Марсель. Бежал, как в романе, – пешком, переодевшись в крестьянскую одежду. И все-таки по дороге в Марсель его схватили. О дальнейшем он так рассказал в мемуарах: арестованный, сделав вид, что залюбовался пейзажем, выпрыгнул в окно второго этажа. Этот удивительный эпизод перекочевал из его воспоминаний во множество научных и художественных биографий.

Конечно, трудно представить себе конвоиров, которые поверили, что арестованный любуется пейзажем. Впрочем, он, наверное, делал это очень убедительно. Ему было свойственно отношение к природе как к символу высшей, божественной красоты. В зрелые годы он жалел, что не сделался поэтом, и признавался: «Когда я вижу прекрасный закат, сверкающие звезды, дивные растения, в моей душе играет музыка».

Итак, ему вновь удалось бежать. Но в некой таверне хозяин объявил ему, что он узнан и сейчас будет арестован. На что Гарибальди ответил: «Подожди сообщать обо мне властям. Ужин еще не закончен». И во время трапезы начал прекрасным тенором петь куплеты на слова Беранже. (Французский и итальянский были для Гарибальди одинаково родными языками.) Публика, состоявшая из итальянцев – поклонников бельканто – и южан-французов, не очень от них в этом отличающихся, пришла в восхищение. Трактирщик тоже заслушался. Куплеты смелого содержания, весьма обидные для королей, Гарибальди исполнял всю ночь – а наутро скрылся. Потом в его записках появилась фраза: «Да, умер Беранже, так и не зная, какую услугу он оказал одному из борцов за свободу».