— Да пошел ты в жопу!
— Оскорбление должностного лица.
— Это я еще полюбовно выразился.
***
На следующий день.
В следственный изолятор меня помещать не стали.
Выделили отдельную конуру метров пяти квадратной площади. Коморка мрачная. Без окон. Одна стена полностью зарешечена. Сквозь нее мне виднеется остальная часть помещения, доступа я к ней не имею. Там на стене висит простенький телевизор. Рядом казенный стол и деревянный стул. Где обычно сидят сотрудники, контролирующие меня круглосуточно.
Время, кажется, близится к обеду, во всяком случае, я наблюдаю пересменку. Прежний сотрудник низкого звания выходит, на его месте появляется другой. Они все для меня на одно лицо.
— На подписку о невыезде или залог можете не рассчитывать, — сообщив, сотрудник приземляется на стул и достает из помятого пакета пластиковый контейнер. — Миньков этой ночью в больничке ласты склеил.
— Я не виноват.
— Разберемся! — пререкается тот, явно почуявший надо мной власть.
Когда еще выпадет такая возможность?
Вальяжно откинувшись на спинку, он открывает пластиковый контейнер. Через минуту все мрачное помещение окутывает вонью тушеной капусты.
Я, подперев спиной холодную стену, сижу на жесткой полке, прикрыв глаза. Вроде сейчас здесь нет посторонних шумов, но в голове снова и снова звучит голос Марики:
«А ты забудь меня. Не нужно нам было встречаться. Ошибка полнейшая. По сравнению с Артуром ты ноль. Ничтожество. Зеро! Иди к черту ты и все твои родственники. Хорошо, что я вовремя одумалась»
И от этого мое тело будто превращается в камень, кулаки сами собой сжимаются до хруста и боли в пальцах. Я не знаю, кому верить себе или ее словам?
Сотрудник щелкает пультом и включает телевизор.
С экрана раздается голос ведущей местных новостей:
— Мы ведем прямой репортаж со свадьбы знаменитого наследника строительной империи Артура Толгатова и его прекрасной избранницы Марики Усольцевой!
Мои глаза прикрытие до этой секунды распахиваются. Резко встав с полки, подхожу к решеткам и, схватившись за железные прутья, неотрывно смотрю в экран.
Моя Марика в пышном белом платье стоит возле арки для новобрачных, а рядом с девушкой горделиво возвышается Артур.
Для меня же это не выглядит праздником, а сборищем скорпионов.
Неожиданно Толгатов оборачивается к камере журналиста и взглядом въедается в объектив. Это невозможно, но у меня возникает чувство, будто сейчас Артур сквозь технику пытается посмотреть на меня.
Оттого и зудит в костяшках моих пальцев, кулаки чешутся.
Когда Марика надевает на Артура кольцо, из ее глаз ручьем текут слезы. Улыбки нет.
А все умиляются. Ведущая комментирует, что от счастья и любви невеста не может сдержать эмоций.
И у меня внутри что-то обрывается. Там под ребрами, где когда-то билось сердце, становится ужасно холодно и тяжело. Все внутренности будто покрываются коркой льда.
— Выключи, — со злобой, ненавистью такой силы, что самому страшно, рычу я.
— С какой стати? Дай посмотреть, как другие жируют! — смеется сотрудник. — Со всех утюгов сегодня о свадьбе вещают. Оно и неудивительно, давно уже знаем, какую девку отхватил себе Толгатов.
— Выруби! — шибанув по решеткам, ору. — Я сейчас железо сломаю и выйду.
— А не получится, прутья толстые. — Он оглядывается. — Хоть вы богат, но на этот раз наконец-то справедливость восторжествует. Пусть ваш брат и мутит воду, но вряд ли ему удастся спасти вас от наказания. Вы, богачи, все карманы деньгами набиваете, а как дело до бедных доходит, жадничаете. Надо было нормальный бетон покупать!
***
Прошло полтора года.
Следствие велось долго, но, в конце концов, суд признал меня виновным.
Рафаэль и адвокаты не смогли найти зацепок, оправдывающих меня. Документально все было подстроено так, что те мешки с цементом заказывал именно я. Да и прораб, давший показания, это подтвердил, а после суда скоропостижно умер.
Надежда еще тлела, когда я думал о камерах наблюдения, закрепленных на строительном объекте, но они оказались неисправными. Их явно кто-то испортил, однако судья не приняла это во внимание.
Почти год я отбываю наказание за преступление, которого не совершал в общей камере.
За это время Усольцева…теперь Толгатова ни разу не навестила меня, хотя должна быть в курсе, что со мной случилось.
А я ждал, долго ждал изо дня в день, но в этом проклятом мире оказался никому не нужным, кроме брата и снохи.
Прошлые друзья от меня отвернулись, я стал своего рода изгоем в компании бизнесменов.
А сегодня среда. Конвоир приглашает меня выйти из камеры, как здесь популярно называть на «свиданку». Борн приехал. Каждое его появление как маленький праздник в моих пропитанных ненавистью буднях.
— А знаешь, жизнь в таком самобытном коллективе закаляет и чертовски пополняет словарный запас, — шучу я, едва повстречав брата.
— Ты все не падаешь духом?
— Куда уж ниже. Я и так на дне.