От косяка до штанги

Выяснилось, что если человек не зависит от родного государства на сто процентов, то он имеет возможность своими руками зарабатывать неплохие деньги. Формировавшийся класс новых русских строил себе жилье повсеместно, ремонтировал старое. И ему требовался квалифицированный рабочий, который смог бы выложить камин, проложить канализацию (иногда в обход всем принятым в Совке правилам), вырезать из головешки подсвечник под Ренессанс. Рабочий, который в курсе, что такое евроремонт. Поэтому я поступил на столяра-краснодеревщика в СПТУ № 90, которое тут же переименовалось сначала в Художественно-коммерческий лицей, а затем в Российский лицей традиционной культуры. Здесь учили на секретаря-референта (девочек), газосварщика (мальчиков), художника (роспись по дереву и фарфору (в основном девочек, но были и мальчики)) и на столяра (только мальчиков).

Я быстро прошел собеседование и был зачислен. А после этого от мамы последовало уж совсем фантастическое предложение: поехать летом в Астрахань на два месяца со стройотрядом. Собирать помидоры.

С этого начался мой трехгодичный марафон под эгидой зеленого листка, вызывающего приступы смеха и чувство голода. В стройотряде на двести девочек приходилось двадцать мальчиков. Я по тупости и сексуальной необразованности не смог извлечь пользу из такого процентного соотношения полов. Мне было пятнадцать лет, я был самым младшим из всех представителей мужской половины лагеря. Поездка стала не то чтобы школой жизни – скорее, подготовительными курсами.

Полоть грядки я не умел, поэтому не полол, как не просили. Для виду мог помахать тяпкой, потом шел спать на травку или в заросли камыша, пахнущего навозом. Поля, где растут помидоры, орошаются с помощью поливалки, которая сосет вводу из арыка (мелкий канал промеж грядок). Арыки вытекают из главного арыка, который побольше и поглубже. Кто-то выяснил, что в нем есть караси. Долго соображали, где взять удочку. В итоге была найдена палка, к ней привязали веревку, конец которой венчал самодельный крючок. Рыбы было столько, что стоило закинуть крючок с катышком хлеба в воду, как тут же карась делал себе пирсинг, и его вытаскивали в рыбий ад.

Нас было восемь человек, удили по очереди. Поймал карася – передал удочку дальше. Как правило, это занимало секунд тридцать. Через час мы стали отпускать их обратно, исчерпав рыбацкий запал, тем более что уже два ведра были заполнены потенциальными воблами.

Через пару недель мальчиков отправили на VIP мероприятие (по шкале ценностей стройотряда), которому завидовали все боевые подруги – собирать арбузы. На бахче наблюдались сложности с водой, поэтому руки мы мыли арбузом. И ноги. После города-героя Ленинграда, где 1 кг арбуза стоит денег некоторых, я никак не мог привыкнуть к тому, что на бахче арбуз едят в режиме одной десятой – разбивают, захватывают ладонью сердцевинку, а все остальное предают тлению. И так много раз, пока желудок не оказывался переполненным сладкой массой. Неудивительно, что после обеда все туалеты в лагере были оккупированы доблестными собирателями урожая, которые ссали не тем отверстием, что обычно. «Я вижу, женщина цветок садится на ночную вазу, и с ягодиц ее поток иную обретает фазу», – писал кто-то из ОБЭРИУтов. Я как та женщина-цветок, ощущал на ягодицах иную фазу испражнений от переизбытка арбузной мякоти в животе.

В Москве назревал путч, а мы мазали волосы йодом и зеленкой, чтобы они лучше выгорали, и нам было плевать на события в центральной полосе России. По палатам скакали жабы, ночью мы подкидывали девушкам в кровати ужей, наблюдая, как мирный девичий сон сталкивается с жесткой астраханской реальностью.

Я попробовал добротный самогон и марихуану. Мы ходили в окрестные поля, собирая зеленые листья, из которых наши предки когда-то изготавливали пеньку, а из пеньки все морские снасти, потому что, если иметь в виду натуральные волокна, то только конопляный канат не портится от воды. Сырье для производства такелажа мы сушили и курили, занимаясь загрязнением воздуха. Не думаю, что окружающая среда сильно пострадала от дыма, переработанного нашими легкими.

В город я вернулся с восемью ящиками помидоров и восемью арбузами. С предчувствием кульминации, которая назревала следующим летом, когда я снова окажусь в этих краях.

Отрезок пятый

Курт интересуется, курю ли я траву. Я отрицательно мотаю головой.

«Нет?» – он смотрит на меня пораженно. – Ты никогда не курил траву?»

Мне становится как-то нехорошо. Возможно, сказывается недостаток сна.

Ну нет, конечно, курил.

Курт не удовлетворен таким ответом.

«Но у тебя не было такого периода в жизни, когда ты все время курил траву?» – спрашивает он.