От косяка до штанги

На Моховой улице базировалась контора, торгующая профессиональной косметикой и спецэффектами для кино. Здесь затаривались сотрудники «Ленфильма», театральные гримеры, манерные работники салонов красоты, от которых за версту несло запахами парфюмерной лавки. Слезные мешки, сандарачный клей для приклеивания пастижерных изделий, натуропласт, латекс, очиститель кистей, тюль (выдержка из ассортиментного перечня). И все это располагалось в полуподвальном помещении, где я обитал, расплачиваясь за свое проживание нервами, которые потребляла на завтрак, обед и ужин истеричка-директриса. Плюс еще сторож, грузчик, экспедидор (тоже я). Плюс секретарша (не я). Вот и весь персонал. Таким вынужденным триумвиратом (я, секретарша, директриса) мы просуществовали четыре года.

До нас здесь располагалась швейная мастерская. А до швейной мастерской фотолаборатория. В каждой комнате стояло по две раковины. В каждую комнату была подведена холодная и горячая вода. Трубы протекали, пол представлял собой желе из опилок. Доски прогнили настолько, что не выдерживали человека. Пришлось научиться стелить пол. Поначалу я делал это с уровнем, потом на глаз. Подвал под квартирой отсутствовал. Прямо по фундаменту, от которого меня отделяло расстояние, размером с локоть, бегали самые живучие на земле твари, которые оказались намного умнее, чем я полагал.

Театральная академия, располагавшаяся по соседству, стала спонсором предприятия. Там шел ремонт, и я частенько наведывался в дом, где учились Мандельштам и Набоков, где состоялось первое питерское выступление Маяковского, чтобы стыбрить мешок цемента, ветонита или пару досок. Снаряжался всем необходимым и покидал здание. Поскольку одет я был точно так же, как все остальные работяги, на меня никто не обращал внимания.

Если у Сенникова в квартире была ванна, но не было горячей воды, то здесь была диаметрально противоположная ситуация: горячей воды было с избытком (избыток вытекал из проржавевших труб), ванна отсутствовала. Я в состоянии обитать в любых условиях при наличии помывочной комнаты. Раз ее не было, значит, нужно было делать соответствующие выводы. А за выводами должны были следовать соответствующие действия.

Вот душ, который построил Павлик. А вот кирпич, позаимствованный из соседней парадной (кто-то из буржуев перекраивал свои апартаменты, снося старые стены, возводя новые) для душа, который построил Павлик. А вот мыло, которое тащит сука-крыса мимо кирпичной кладки, материал для которой украден в соседней парадной для душа, который построил Павлик. А вот Павлик идет мыться и в очередной раз не находит душистого брикета на полке (только мыльная стружка) в душе, который он сам и построил. Крысы блаженствовали.

В квартире было помещение, под названием «бункер Гитлера». Зайдя в прихожую, можно было увидеть дверь, по логике вещей долженствующую вести в каморку папы Карло. Или туда, где оказался острый буратиний нос, пропоров холстину с изображением камина. Маленький подвальчик, chill-out для бомжей, хранил в себе слой крысиного помета, несколько канистр с керосином и затхлый запах померших здесь надежд. Я использовал его как склад бутылей и банок, начиная от кетчупов, заканчивая ацетоном. Здесь я понаставил ловушек, но это было все равно, что волков на удочку ловить. Крысы — твари не менее изворотливые, чем наполеоновская хромоножка Талейран.

Когда они начинали сновать под полом, как хоккеисты по льду, забивая гол моей нервной системе, директриса и секретарша, если Павлика не было дома, забирались ногами на стол, и выбивали отверткой барабанную дробь. Я переступал порог, за которым меня встречал вопль:

— Павлик! Там крысы!!!!!!!!!!!!!!!! (ручка децибелов в крайнее правое положение).

Что вы говорите, дорогуши. А я думал, летающие рыбки.

Неоднократно вызывалась тетенька с кульком крысиного яда под мышкой, но толку от нее было не больше, чем от воздуха. Никакие средства не помогали. Травить грызунов было бесполезно, мои рекомендации ловушкам и так понятны. Сенников рассказывал, что на Тихоокеанском флоте за двадцать пойманных на корабле крыс (они там размером с хорьков) дают увольнительную. Акутагава Рюноскэ в рассказе «Три окна» повествует о том же. Японский броненосец был атакован в порту серыми тварями, за каждую пойманную крысу давали право сойти на берег.

Единственное спасение в такой ситуации — кошка. Кормить ее в конторе никто кроме меня не собирался, равно как и дерьмо за ней убирать. У меня вообще было такое ощущение, что гажу здесь только я, потому что как только заканчивалась туалетная бумага, я узнавал об этом в виде претензии, исходящей от директрисы. Самой ей было лень поднять жопу и купить через дорогу бумажное средство для очистки этой самой жопы после процесса дефекации. Равно как лампочки, мыло, сахар и всю остальную бытовую мелочь, которая не важна до тех пор, пока не заканчивается.