– Да я сын! Сын! Мне отец позвонил! – взвыв от боли кричу я.
Хватка ослабевает, но не настолько, чтобы прекратилась боль.
– Пострадавшего? – почти сочувственно произносит полицейский.
– Нет.
Полицейский отпускает меня и ведет к дому, но на полпути останавливается и докладывает обо мне мужчине в гражданском.
– Это сын стрелявшего.
Я молча стою и даже не протестую такому отношению ко мне, как будто это я виновен, а не мой отец. Меня парализовало от страха и шока, все звуки стали эхом.
– Увози на допрос, – даже не глядя на меня говорит этот тип в гражданке.
– Я хочу увидеть отца.
Наконец-то этот важный хрен обращает на меня внимание.
– Твой отец – рецидивист, – он хмыкает и улыбается, – ты его долго не увидишь, если конечно сам не сядешь за содействие.
– Какое еще содействие? – сразу же спрашиваю у него.
– А это мы и выясним на допросе. Может ты сам застрелил, а отца взять на себя вину попросил. Может это ритуальное убийство, – мерзко улыбается этот хрен.
– Какое еще ритуальное убийство? – зло спрашиваю у него.
– Сатанинское. Вон, – он указывает на мое тело, покрытое татуировками, – весь покрыт знаками.
– Что вы несете?
– Уводи его, – резко гавкает он.
Меня сажают на заднее сиденье полицейской машины и везут в отделение, будто я преступник. Когда мы доезжает до отделения первым выходит водила и закуривает, второй же берет свою папку с какими-то документами и тоже выходит. Я смотрю на них со злостью, особенно прожигая взглядом пачку сигарет в руках водилы.
В окно мне стучит второй, который с папкой:
– Курить хочешь?
Из-за закрытого стекла я слышу его очень плохо и понимаю смысл его слов, только после жеста рукой с сигаретой.
– Да, – киваю ему.
На удивление парень с папкой открывает дверь, ждет пока я выйду из машины и протягивает мне пачку.
– Спасибо, – неуверенно говорю я, вытаскивая сигарету.
– Ты аранжировщик же? – говорит парень с папкой.
– Да.
– Я на тебя подписан, – улыбается он.
– Спасибо, – грустно говорю я, смотря, как тлеет уголек сигареты.
– У тебя отец уже отбывал срок?
– Да, в прошлый раз пять лет отсидел, все было хорошо в последние десять лет…
– Так бывает, уж поверь мне. Если человек один раз перешел эту грань, то дело времени, когда он перейдет ее снова. Хотя бывают случаи, что оступился, но это один процент, – со знанием дела произносит он.
Я молча киваю ему и бросаю на асфальт бычок.
Мы заходим в кабинет, который выглядит очень странно: справа стоят два пустых книжных стеллажа, слева стоит железная пружинная кровать без матраса, а напротив кровати стоит деревянный письменный стол с двумя стульями по обе стороны.
Я сразу представляю, как они приковывают подозреваемого к кровати и бьют его, пытаясь расколоть.
– Садись, – говорит парень с папкой, который все еще не представился.
Я молча сажусь и смотрю в окно, вид которого также невзрачен, как и кабинет.
– Расскажите, как Вы оказались на месте преступления?
– Расскажите, что там случилось? Я ничего не понял. Отец позвонил мне и сказал, что застрелил кого-то, но он был в шоке и не отвечал на мои вопросы. Я сел в такси и приехал. Вот и вся история.
– То есть Вы не знали о том, что произошло между Вашим отцом и его соседом?
– Я и сейчас не знаю.
– Такси вызывали через приложение или остановили мимо едущую машину?
– Через приложение, оплатил картой и там видна моя геопозиция.
– Отлично. Ваше алиби может кто-то подтвердить?
– Да, ребята на студии, да и видеокамеры у нас стоят.
– Проверим, – он мельком посмотрел на меня и что-то записал.
– Так я могу узнать, что сделал отец?
– Он выстрелил в живот соседу из охотничьего ружья и тот скончался до приезда скорой.
– Блядь…
В отделении я провожу еще около часа, перечитывая и подписывая свои показания. Из отделения полиции я выхожу с тяжелым сердцем. С одной стороны я внутренне всегда был готов, что он может сесть еще раз, но с другой стороны надеялся, что такого больше не произойдет и он полностью исправился.
Набираю маме.
– Да, сынок, – как всегда ее ласковый голос окутывает меня заботой и любовью.
– Отец застрелил соседа, – сразу же говорю я, зная, что этими новостями ее уже не удивить.
В трубке тишина и я понимаю почему. Отец получил свой первый срок еще в браке с мамой, для нее это не было ударом, скорее она даже ожидала такого исхода, хотя я никогда не понимал почему ее это не удивило. Я не помню, чтобы в детстве отец проявлял жестокость ко мне или к маме, но в нем было что-то скрытое, возможно эта жестокость была направлена на других, оберегая нас.
– Филипп, я ничего не хочу знать о твоем отце.
– Знаю, но он мой отец.
– Я в это впутываться не буду, – в ее голосе какая-то обида и усталость.
– Что-то не так?
– В общем-то да, но все будет хорошо.
– Снова поджелудочная?
– Да, опухоль растет.
– Операция?
– Да.
– Шансы?
Она просто вздыхает в трубку.
– Мам, я завтра приеду к тебе, хорошо?
– Конечно. Я приготовлю тебе пиццу, – мягко говорит она.
– Договорились, – улыбаюсь в трубку, надеясь, что она почувствует это.