От красного террора к мафиозному государству: спецслужбы России в борьбе за мировое господство

Накануне моей болезни, — запишет Фотиева слова, приписываемые ею Ленину, — Дзержинский говорил мне о работе комиссии и об «инциденте», и это на меня очень тяжело повлияло.

О самом «инциденте» Ленин давно знал. Дзержинский ничего нового сообщить ему не мог. Разговор с Дзержинским был совсем о другом: 12 декабря Дзержинский приехал к Ленину, чтобы сообщить ему о принятом решении отстранить Ленина от власти. Дзержинскому это удается сделать, и он получает согласие Ленина свернуть дела, покинуть Кремль и фактически уйти в отставку. На свертывание дел Ленину дают три дня.

13 декабря, со ссылкой на ухудшающееся здоровье, Ленин официально сообщает о свертывании работы. На самом деле все три следующих дня — 13, 14, 15 декабря — он работает, потому что знает, что это последние три его дня в Кремле.

13 декабря он диктует Фотиевой письмо Троцкому, в котором предлагает ему заключить союз против Сталина (Фотиева немедленно сообщает об этом письме Сталину). К­акие-то вопросы он обсуждает по телефону. К­акие-то — с приехавшими к нему людьми. Он готовится к выступлению на Десятом съезде Советов, пишет несколько писем и записок о монополии внешней торговли, распределении обязанностей между заместителями председателя СНК и СТО, интересуется заготовкой хлеба урожая 1922 года, социальным обеспечением, переписью населения и другими вопросами. Иными словами, Ленин в эти три дня абсолютно здоров и работоспособен.

Утром 16 декабря Ленин успевает продиктовать еще одно письмо — Крупской. Но в 11 часов приходят врачи В. В. Крамер и А. М. Кожевников и требуют от него выезда в Горки (под охрану «бульдогов» Дзержинского).

Видимо это было то, о чем Дзержинский договорился с Лениным 12 декабря. Но теперь Ленин пробует всех перехитрить и категорически отказывается ехать. Он просит передать Сталину, что согласен не выступать на съезде Советов, где, разумеется, в первую очередь будет обсуждаться национальный вопрос. Но Сталину при имеющейся поддержке Дзержинского уступки Ленина уже не нужны, и «врачи», следующие указаниям Сталина, 16 декабря окончательно запрещают Ленину работать, то есть отстраняют его от власти.

18 декабря открывшийся с опозданием в несколько дней пленум ЦК, который Сталин не хотел созывать до отстранения Ленина (и он действительно не участвует в работе пленума), специальным постановлением возлагает на Сталина «ответственность за соблюдение режима, установленного для Ленина врачами»148. Понятно, что врачи ко всему происходившему не имели никакого отношения. Их точка зрения заключалась в прямо противоположном: посетивший Ленина 20 декабря профессор О. Ферстер, известный немецкий врач-невропатолог, консультировавший врачей, лечивших Ленина, дал однозначное заключение:

Дальнейшим полным устранением от всякой деятельности нельзя было бы задержать ход его болезни. Работа для Владимира Ильича была жизнью, бездеятельность означала смерть149.

Так что установленный Сталиным для Ленина режим был не чем иным, как формой заключения, домашним арестом. Постановлением пленума Сталин назначил себя тюремщиком Ленина, о чем достаточно прямолинейно записано в протоколе пленума:

На т. Сталина возложить персональную ответственность за изоляцию Владимира Ильича, как в отношении личных сношений с работниками, так и переписки150.

Из всего происходившего следовало, что события 12–18 декабря к состоянию здоровья Ленина никакого отношения не имели. Ленина выгнали из Кремля, изолировали в Горках, назначили Сталина (точнее — Сталин сам себя назначил) начальником тюремного режима Ленина, и на время о нем забыли. По крайней мере, на это полагались Сталин с Дзержинским.

21 декабря Крупская записала под диктовку Ленина письмо Троцкому, которое оказалось роковым. Обратим внимание на то, как формально оговаривает Крупская разрешением доктора Ферстера свое право записать для Троцкого письмо Ленина, потому что она знает, что об этом станет известно Сталину и что она очень сильно рискует, выполняя поручение Ленина:

Лев Давидович,

Проф. Ферстер разрешил сегодня Владимиру Ильичу продиктовать письмо, и он продиктовал мне следующее письмо к Вам.

«Тов. Троцкий,