От красного террора к мафиозному государству: спецслужбы России в борьбе за мировое господство

Пытаясь уцелеть, и понимая, что его все равно снимут, Ежов 23 ноября 1938 года написал Сталину прошение об отставке, каясь во многих просчетах и прегрешениях. Помня о судьбе родственников Ягоды, он попросил Сталина «не трогать ... 70-летней старухи матери». На следующий же день Ежова сняли с поста руководителя НКВД, но пока оставили секретарем ЦК, председателем КПК и наркомом водного транспорта. Преемником Ежова в НКВД стал Берия.

Уже 9 апреля 1939 года Ежова отстранили от водного транспорта (а сам наркомат разделили на наркоматы речного и морского флота) и на следующий день арестовали в кабинете Маленкова в присутствии и при участии Берии. Новый руководитель лично вел дело своего предшественника.

Содержали Ежова в Сухановской особой тюрьме НКВД. В обвинительном заключении фигурировала не только «контрреволюционная деятельность» Ежова, но и мужеложество.

На следствии и в суде он отвергал все обвинения и единственной своей ошибкой признавал то, что «мало чистил» органы госбезопасности от «врагов народа»:

На предварительном следствии я говорил, что я не шпион, я не террорист, но мне не верили и применили ко мне сильнейшие избиения. Я в течение двадцати пяти лет своей партийной жизни честно боролся с врагами и уничтожал врагов. У меня есть и такие преступления, за которые меня можно и расстрелять, и я о них скажу после, но тех преступлений, которые мне вменены обвинительным заключением по моему делу, я не совершал и в них не повинен... Я не отрицаю, что пьянствовал, но я работал как вол... Если бы я хотел произвести террористический акт над ­кем-либо из членов правительства, я для этой цели никого бы не вербовал, а, используя технику, совершил бы в любой момент это гнусное дело. [...] Я почистил 14 тысяч чекистов, но огромная моя вина заключается в том, что я мало их почистил.

24 апреля Ежов написал заявление с признанием в гомосексуализме, перечислив своих любовников и партнеров. Всех их арестовали и расстреляли, в том числе одного из организаторов и участников расстрела царской семьи Филиппа Голощекина и дивизионного комиссара Владимира Константиновича Константинова.

3 февраля 1940 года суд приговорил Ежова к смертной казни, и на следующий день его расстреляли в здании Военной коллегии Верховного суда СССР, а труп кремировали. В 1988 году Военная коллегия Верховного суда СССР отказалась реабилитировать Ежова на том основании, что среди совершенных им преступлений было убийство его собственной второй жены Евгении Соломоновны Ежовой (считалось, что она покончила с собой) и репрессии в отношении свыше полутора миллионов советских граждан, из которых «около половины расстреляно».

После ареста Ежова 10 апреля 1939 года по старой сицилийской традиции пришла очередь его родственников. Брат Иван Иванович Ежов был арестован через две недели и в 1940 году расстрелян. В том же году приговоры вынесли племянникам Анатолию Николаевичу и Виктору Николае­вичу Бабулиным. Третьего племянника, Сергея Николаевича Бабулина, ­почему-то оставили в живых. До конца мая 1953 года (Сталин умер 5 марта 1953 года) он мучался по лагерям и ссылкам, затем его амнистировали. Мать этих племянников, сестру Ежова, Евдокию Ивановну Ежову (Бабулину), решили не трогать, посчитав, что двое расстрелянных детей и третий посаженный — достаточное для матери наказание. «Старуху мать», как Ежов и просил, тоже не тронули. 24 января 1941 года, с задержкой почти в год, Ежова лишили всех государственных наград и так называемого «специального звания».

Тем временем 11 сентября 1938 года Берии присвоили звание комиссара государственной безопасности 1-го ранга. 29 сентября он оказался во главе восстановленного в структуре НКВД ГУГБ (будущего НКГБ). 25 ноября 1938 года он стал еще и наркомом внутренних дел (как ­когда-то Дзержинский), а должность Берии как главы ГУГБ 17 декабря 1938 года передали назначенному за день до этого первым заместителем наркома внутренних дел В. Н. Меркулову.