"Тяжёлый день, сегодня я отправил обратно в Кульджу, а оттуда в полк, Швыйковского, оказавшегося совершенно негодным для экспедиции по своей умственной ограниченности и неспособности к какому-либо делу. Ни снимать птиц, ни стрелять, ни делать съёмки — ничего не умел бедный Евграф. Сначала я думал, что он научится всему этому, но вот прошло уже более месяца, а Швыйковский остался тем же, каким был и при начале экспедиции. Я вынужден был его прогнать, как человека совершенно бесполезного. Тяжело мне было решиться на это. Евграф ко мне лично привязан, притом он доброй души. Да, наконец, здесь, где всё чужое и враждебное, преданный товарищ ценится более, чем где-либо. Однако необходимость взяла верх. Я отправил Евграфа, хотя вчера вечером и сегодня утром я плакал несколько раз как ребенок. Возвращение Швыйковского я обставил как можно лучше и в материальном и в нравственном отношениях. Дал ему прогоны и жалованье — всего 800 руб., причиною возврата везде выставил болезнь. Остался я теперь с одним Эклоном; с ним мы и сделаем всю экспедицию".
(2)
Смета, поданная Пржевальским на расходы по второй экспедиции, исчислялась в 24 740 руб. из расчёта двух лет работы. Предполагалось, что если экспедиция задержится на третий год работ, что и входило в первоначальные планы путешественника, тогда дополнительно следовало послать ещё 12 тыс. руб. 31 января 1876 г. Совет Русского Географического общества постановил ходатайствовать об отпуске этих средств H. M. Пржевальскому.(3)
Панфил Чебаев и Дондок Иринчинов — два спутника Пржевальского по монгольскому путешествию, к которым хорошо относился великий путешественник. Оба они родом из Забайкалья (Иринчинов — бурят по национальности), были долгими и верными спутниками Николая Михайловича по Центральной Азии. О составе Лобнорской экспедиции пишет автор в полевом дневнике за 1—11 августа 1876 г.: "Всего нас десять человек: я, Эклон, Швыйковский, переводчик киргиз Исаев (крещёный?) и казаки Чебаев, Иринчинов (прежние), Бадмаев, Черепанов и Козлов; эти последние взяты из Семиреченского войска".Бадмаев был прислан русским консулом в Урге Я. П. Шишмарёвым из Забайкалья в качестве переводчика с монгольских языков. Однако Бадмаев и Черепанов оказались ленивыми и мало способными работниками, и в самом начале экспедиции Пржевальский отправил их обратно в Кульджу. Та же участь постигла и второго переводчика — Николая Исаева, для характеристики которого Пржевальский не скупился на гневные и резкие слова.
(4)
Здесь Пржевальский употребляет распространённое тогда название "сартского" языка.В термин "сарт" в Туркестане в разное время вкладывали и разное содержание. В данном случае Пржевальский понимает под сартским языком — язык местного оседлого населения Средней Азии и Кашгарии. Такое понятие весьма неопределённо, ибо оседлые жители Туркестана говорят на разных языках. Неопределённость этнического термина "сарт" подчёркивалась многими исследователями. Русские переселенцы в начале XX века всех оседло живущих жителей Туркестана называли "сартами". По мнению известного тюрколога акад. В. В. Радлова, слово "сарт" произошло из индийского, где имело значение "купец". У акад. В. В. Бартольда, крупнейшего историка Средней и Передней Азии, находим следующее объяснение эволюции термина "сарт":
"В турецкой литературе XI века встречается также слово "сарт", но не в качестве народного названия, но как нарицательное имя, в смысле "купец". В турецкой буддийской литературе встречается слово "сартбау", искажённое санскритское sarthavaha или sarthabaha — "предводитель каравана"; повидимому, это слово, на почве так называемого лингвистического осмысления, было изменено турками в сартбаши — "начальник сартов", откуда образовалось слово "сарт" в смысле "купец". Монголы в XIII веке употребляли образованные от этого корня слова: "сартак", и "сартаул", в смысле "таджик" и "мусульманин", причём называли сартаками не только иранцев, но и турок-мусульман. Отуреченные потомки монголов в Туркестане в конце XV века употребляли слово "сарт" в смысле "таджик", противополагая язык и литературу сартов языку и литературе турок. Степняки узбеки, завоевавшие Туркестан в начале XVI века, стали называть "сартами", в противоположность "узбекам", всех оседлых жителей, как иранцев, так и говоривших по-турецки; впоследствии, когда языком большинства оседлого населения сделался турецкий, слово "сарт" стало употребляться в литературе (например, у кокандских историков), отчасти и в жизни, в смысле горожанин или сельский житель, говорящий по-турецки, в противоположность таджику, сохранившему свой язык иранца. По чертам быта сартам, как типичным горожанам и земледельцам, теперь противополагаются не узбеки, большей частью перешедшие к оседлому образу жизни, а "казаки". В. В. Бартольд. История культурной жизни Туркестана. Ленинград, 1927, стр. 24–25.
Ныне термин "сарт", вследствие его неопределённости, не применяется.