От легенды до легенды (сборник)

— Поскачешь на одной, а вторую поведешь в поводу, на смену, — не оборачиваясь, приказала Ирина, проверяя подпругу.

— До Кастропля не меньше десяти дней пути, — расширенные глаза Константина смотрели на нее с каким-то суеверным ужасом. — Места дикие, в округе полно мародеров…

— …не останавливайся без нужды и ни с кем не разговаривай, — будто не слыша его, продолжала женщина. — Сначала поедешь через холмы, по течению реки. Как повернет — увидишь виноградники. Обогнешь их слева — будет дорога, ведущая в горы. Она старая, но так даже лучше — меньше любопытных глаз. На развилке свернешь снова налево — выйдешь к Виа Легио. Там уже не жалей коня, гони что есть духу.

— Даже если я доберусь… Меня ведь даже не подняли на щитах, и Никифор… он может не послушать меня… не поверить…

Резко обернувшись, Ирина сгребла юношу за одежду на груди, так что ткань затрещала, яростно затрясла:

— Значит, ты заставишь его послушать и поверить! Понял?! Заставишь! Никифор Лев — всего лишь солдат, а ты — его повелитель! Василевс! Хозяин Империи!

Губы юноши задрожали, на глаза навернулись слезы. Не выдержав, женщина порывисто обняла его, крепко прижала к себе, гладя вздрагивающие плечи.

— Ты справишься, мальчик! — шептала она, не чувствуя собственных слез. — Обязательно справишься. Ты сильный и смелый, руки Лунной Госпожи простерты над тобой, а я буду молиться за твой успех. Вот увидишь, все будет хорошо. Солнце Империи обязательно взойдет снова…

— Кто… кто это — Лунная Госпожа?

— Это богиня, великая и милостивая. Ее образ уже спас тебя, отведя глаза сартанам, будет хранить и впредь. А теперь — скачи!

— Я вернусь, — вытерев рукавом глаза, глухо пообещал Константин, робко прикоснувшись к серебряному кружку под туникой на груди. — Я обязательно вернусь… матушка!

Во внутреннем дворике разливался запах жасмина. Ирина закрыла глаза и постаралась дышать медленно и глубоко, не думая о боли в груди.

Я возьму свое сердце и брошу в море.
Пусть оно упадет за край горизонта.
Пусть оно утонет в пучине водной.
Пусть его унесет далеким теченьем.
Пусть над ним проплывают дельфины и рыбы.
Пусть оно никогда не узнает печали.
Пусть его возьмет русалка морская,
У которой сроду не было сердца…

Потом, будто по наитию, женщина вытянула вперед ладонь. На этот раз она ни о чем не загадывала, она твердо знала. И нежный белый лепесток, который осторожно лег ей в руку, будто кто-то прикоснулся к коже губами, был тут совсем ни при чем.

Люди… твари…

Это неправда, что волки боятся огня,

Пламя в ночи — вот причина пойти посмотреть.
Станет Дорогой бессонная ночь для меня,
Правда, цена высока, даже выше, чем смерть.

Сброшен был с неба огонь, мы пригрели его.

Пламенем призванный, снова на выстрел иду.
Проклято древо познания — ну, ничего!
Не испугаешь свечой ночевавших в аду.

Кажется, ночь бесконечна, дорога пуста,

Елей тяжелые ветви, да блики Луны.
Только часы между ребер тик-так да тик-так,
Словно считают шаги до ворот тишины.

Пляшут столетия танец огня на ветру,

Падает воск на пергамент под шелест пера,
Нас, бесконечных и разных, в магический круг
Вновь собирает негромкое пламя костра.

Алькор

Эльберд Гаглоев Люди… твари…

Крупный лобастый волк испуганно отпрыгнул, запоздалой угрозой оскалив клыки. Увидел, как Старший прошел совсем рядом: хотел бы, мог поймать за загривок. Не захотел.

Не каждый день теперь в Лесу увидишь Старшего. Уходят они. Куда? Волк не знал. Любопытный зверь бросил послушное тело вперед, интересно ведь. За Старшим оставалась ощутимая струя запаха. И как раньше не учуял? Правду старики говорят. Умеют Старшие себя прятать, ох и умеют.