От легенды до легенды

— Как передала, когда… — начала Иришка и осеклась. Смутно вспомнилось: она маленькая, около трех лет, сидит на стульчике, а высокая, одетая в темное платье морщинистая старуха ходит вокруг, что-то шепчет и брызгает на нее водой из глиняной миски, прикладывает к запястьям и ключицам странной формы нож без ручки. На столе горит свеча, печная заслонка немного приоткрыта… — Но я же ничего не понимала. Разве так можно?

— Можно. Она тебе не знания, а силу свою передала, чувствовала близкую смерть. А знания — дело наживное.

— А меня спрашивали, хочу ли я?! Это что же, теперь всю жизнь одинокой быть, людям гадости делать?

Женщина как-то устало улыбнулась:

— Ну почему же одинокой? Вон у меня семья есть, дети, муж. И почему же гадости делать?

— Так ведь говорят, что таким ве… людям жизнь не в жизнь, если кому порчу не наведут.

— Ты на велосипеде ездишь?

— Конечно, — усмехнулась Иришка. В современном селе даже восьмидесятилетние старухи лихо крутили педали, иначе не управишься с десятком огородов.

— Что надо делать, чтобы не упасть?

— Равновесие держать, педали крутить и вперед смотреть, — недоуменно ответила девушка.

— Вот и в нашем деле так же: пока крутишь педали и смотришь вперед — не упадешь по своей воле. Падают те, кто ленится добро делать или вперед смотреть не желает. Равновесие ведь в жизни нужнее уметь держать, чем даже при езде на велосипеде. В конце концов, ты от дара и отказаться можешь, но сначала надо селу помочь. Ты пришлая, не обременена грехами этого села, влюблена и готова ради своей любви на многое — кому и действовать, как не тебе? Согласна?

Иришка зажмурилась. Внутри все вопило от ужаса: «Почему, ну почему я?! За что мне это?» — а перед глазами стояли поникшие от засухи растения, потоп с небес, скучные, вялые дети, астры в дождевых лужах, Сережка с неестественно бледным, неподвижным лицом и сложенными на груди руками… Она медленно открыла глаза:

— Согласна, пожалуй, но как?

— Я тебе кое-что подскажу, но всего тоже не знаю. Прочитаешь один заговор, он поможет встретиться с теми, кто подскажет, как снять заклятие. И знай, ночью во время обрядов тебя будет защищать своя и моя сила, а вот днем будь осторожна — всякое может случиться…

— А как же быть с бабой Настей? Я же у хозяйки живу, она удивится, если я буду где-то шататься по ночам.

— Вот тебе травка, сделаешь настойку, будешь добавлять старухе в чай на ночь.

— А это не вредно?

— Спать крепче будет.

— И все же почему это надо сделать срочно?

— Думаю, одна из причин в сроке проклятья. Обычно проклинают до седьмого колена, но Янка прокляла всех до двенадцатого, сейчас живет именно двенадцатое поколение. За это время многие жители про́клятого села умножали прегрешения, их накопилось, верно, еще на несколько проклятий. Если не снять чары сейчас, то неизвестно, удастся ли избавиться от заклятия. И еще силы вмешались, усилили действие чар. Вон что творится в стране и в мире, а уж по телевизору сколько всякой мути! Раньше ведовством знающие люди занимались, а нынче все, кто книжку прочел, себя магами считают, такого по незнанию натворить могут… А теперь садись поудобнее, я немного помогу. — Ворожея достала несколько свечей, склянку с водой, поднос с какими-то травами и начала обряд…

* * *

Этой ночью Иришке приснилось, что она вновь летит, но это не было похоже на свободный счастливый полет из прежних снов — как будто затягивало в центр огромной серой воронки. Она даже не поняла, а почувствовала, что ее влечет в сторону кладбища. Словно могучая рука швырнула к свежей желтоватой могиле, покрытой увядшими цветами и новенькими венками. Девушка упала на колени возле деревянного креста, ощутила липкую глину, пахнуло запахом сырости и тления.

— Не бойся, — прошелестело у самого плеча.

Иришка оглянулась — рядом стояли двое. Сначала подумалось — близнецы, потом она разглядела современный светло-серый костюм одного юноши и коричневую, расшитую черными цветами свитку другого.

— Влад?! — Девушка недоверчиво вглядывалась в лицо погибшего друга. — Ты жив? Мы не тебя похоронили?

— Меня, Ирка, меня. Но ты не бойся, я хочу помочь тебе и селу, мы хотим…

— Это твой брат?

— Нет, мой предок, Микола, это из-за его любви все произошло. Я, получается, его прапра-какой-то племянник, родная кровь, вот он и решил через меня обратиться к тебе.

— А почему не он сам?

— Он самоубийца, таких в освященной земле не хоронят, это я его привел на кладбище, чтобы встретиться с тобой. Они все раскаиваются в том, что натворили, и Янка, и Маланка, и Микола, да только сами поделать ничего не могут.

— А что я могу?

— Надо проделать обряды по снятию проклятья. Вот они объяснят какие, — Владик кивнул в сторону ограды. Там, в полутьме, освещенные тусклым голубоватым светом, стояли две девушки. Маланку она узнала сразу, а вторая была высокой темноволосой красавицей с тонкими правильными чертами, разодетая в пышное, расшитое золотом, отороченное кружевами платье. «Янка Медушинская», — поняла Ирина.

— Им нельзя сюда, одна — самоубийца, а другая — католичка, они не моей крови, я не могу провести их. Иди к ним, не бойся.