От Ленина до Путина. Россия на Ближнем и Среднем Востоке

Однако в Москве задавали вопрос: насколько правильно вел себя Запад в целом в мире и в регионе Ближнего и Среднего Востока, насколько эффективной была его политика и не приводила ли она к отрицательным результатам для всех? Разве не об этом говорили последствия военной интервенции в Ирак, а позднее – в Ливию? Мир реально становился более сложным и полицентричным, но это не укладывалось в мышление и стратегию Вашингтона.

Что нужно России в регионе? Стабильность и предсказуемость. Торгово-экономические, культурные, туристические связи, безопасность воздушных и морских коммуникаций. Это – декларированные задачи. Они общие для России, Запада, Китая, Индии. Правда, сейчас уже никто не может гарантировать стабильность и предсказуемость, даже в евроатлантической зоне, даже во взаимоотношениях между США и Китаем, не говоря о Ближнем и Среднем Востоке. В мире обостряются противоречия, связанные с неравномерностью развития, с соперничеством ценностных ориентиров, появляется угроза хаотизации всей мировой системы.

При этом Россия не может быть по основным экономическим показателям главным актором и полицентричного мира, и конкретно в этом регионе, какова бы ни была велика ее роль в Сирии. Однако сотрудничество и с местными акторами, и с мировыми державами может охватывать широкий спектр: нераспространение ядерного и другого оружия массового уничтожения, предотвращение неконтролируемого трафика оружия, нелегальной миграции, торговли людьми, незаконного оборота наркотических и психотропных средств. Местные проблемы экономической безопасности, изменение климата, доступа к воде могут решаться только совместными усилиями.

На первом месте стоит терроризм, вернее, исламистский экстремизм. «Россия рассматривает борьбу с международным терроризмом в качестве важнейшей государственной задачи и ключевого приоритета в сфере международной безопасности», – говорится в Концепции внешней политики Российской Федерации⁸⁴³.

Военный разгром ИГИЛ, ан-Нусры возможен, как недавно произошел военный разгром талибов и Аль-Каиды. Но эти экстремистские организации появляются в новом обличье. Идеология экстремизма дает простые ответы (точнее, псевдоответы) на сложные вопросы современности.

Полная «победа» над ними возможна совместными усилиями при коренной замене социально-политических, экономических, психологических условий во всемирном масштабе, установлении отношений равенства, взаимоуважения. Проекты «Исламского государства», всемирного или местного халифата, сами по себе средневековые и фактически обреченные на провал. Но идеи могут возрождаться и привлекать к себе новых сторонников. Неравноправие большинства мусульманских стран по отношению к евроатлантическому региону порождает протесты, в том числе в безобразной, то есть террористической форме. Терроризм был, есть и – увы! – будет. Вопрос масштаба.

Ближний и Средний Восток будут меняться, но куда и как? Исламская система шиитской «демократии» оказалась эффективной в Иране. Надолго ли? Использование рамок, похожих на западную демократию, оказалось эффективным для укрепления исламистских умеренных сил в Турции. Надолго ли? Как будет обеспечена трансформация автократического режима в Египте и монархий Аравийского полуострова? Вопросов больше, чем ответов.

Россия не вмешивается в эти процессы, не выступает в роли «учителя», тем более что-то навязывая. Она была нейтрально доброжелательной по отношению к «арабской весне» и «арабской зиме». Выбор пути развития – за странами региона. Лишь позиции исламистского экстремизма и терроризма остаются абсолютно неприемлемыми.

У России остался капитал сотрудничества со своими непосредственными южными соседями, сложившийся за столетия, с арабским миром – за десятилетия. Россия действительно стала более прагматичной, ее политика избавилась от приставки про-, она стала не «проарабской» и не «произраильской» и в принципе пытается служить своим собственным интересам. После попыток отождествления своей политики на Ближнем и Среднем Востоке с курсом Вашингтона стало ясно, что интересы и США, и России в регионе хотя и не конфронтационные, но разные, а принимать в общую игру Россию Запад как здесь, так и в Европе не собирается. Односторонние уступки России воспринимались как должное, и в виде «вознаграждения» в лучшем случае использовался какой-то декорум.

Отказ от великодержавности, от конфронтации и мессианских идей заставил Россию пересмотреть отношение к конфликтам в регионе. Если раньше главный вопрос заключался в том, чьи союзники («друзья»), «клиенты» участвуют в конфликте и «враг моего врага» становился «другом», то в настоящее время превращение Ближнего и Среднего Востока в зону мира и стабильности соответствовало бы и краткосрочным, и долгосрочным интересам и России, и США, и Запада. Повторим: «Враг моего врага» мог становиться общим врагом.