От Ленина до Путина. Россия на Ближнем и Среднем Востоке

1973 год, казалось бы, означал успех советской политики на Ближнем Востоке. Арабо-израильская война кончилась вничью. В тех специфических условиях, которые сложились в регионе, для Израиля отсутствие победы означало поражение от арабских армий, снабженных советским оружием и обученных советскими инструкторами. Советский Союз продемонстрировал – в отличие от кризисов 1956 и 1967 годов – возросшие возможности проецировать свою военную мощь: сосредоточивать военно-морские силы в Восточном Средиземноморье, обеспечивать как морские коммуникации в Сирию и Египет, так и контрбаланс вероятному американскому вмешательству в конфликт. Одновременно стали зримыми возможности советской военно-транспортной авиации при организации воздушных мостов в Египет и Сирию. Наконец, были проявлены политическая воля и готовность идти на риск, чтобы не допустить поражения Египта и Сирии, в то время как США опять проявили себя произраильской и антиарабской силой. Нефтяное эмбарго больно ударило по западному миру, а возросшие цены на нефть создали кризисные явления в западной экономике, но принесли ощутимые прибыли СССР. (Впрочем, результаты повышения цен были в конечном счете благотворными для ускорения структурной перестройки западной экономики, уменьшения потребления энергии и сырья на единицу валового внутреннего продукта, но это другой вопрос.)

Казалось бы, и актеры на ближневосточной сцене, и их роли были такими же, как в 1967 году, и они должны были разыгрывать действо по прежнему сценарию, но развитие событий пошло в другом направлении. В чем же дело? Конечно, не просто в личности Садата.

Советский Союз действительно стал ближневосточной державой и получил военно-политические позиции в Египте «по приглашению» потому, что его политика в 50–60-х годах соответствовала общему направлению политического процесса в регионе. Но само противостояние «арабы против Запада» стало приобретать другое содержание. Речь уже не шла о стремлении обретших политическую независимость государств максимально – и чрезмерно – отстраниться политически от прежних метрополий и всего Запада, олицетворяемого теперь его лидером и покровителем Израиля – США. Местные политические элиты, как им казалось, получили возможность самим определять свою судьбу внутри арабских стран. Развитие внутренней социально-политической ситуации шло не в том направлении, что в 50–60-х годах.

В этом смысле Египет опять был пионером, обозначая тенденцию развития в арабском мире. Садат лишь наложил на объективный процесс отпечаток своей личности. Его действиям способствовал режим сильной президентской власти, унаследованной от Насера.

Несмотря на решительное ограничение крупного помещичьего землевладения, деятельности иностранного капитала, значительной части крупной и средней местной буржуазии, в Египте проявились естественные для режима тенденции, так сказать, к обуржуазиванию верхушки государственного, административного и военного аппарата. Серьезных преград этому процессу, кроме личной позиции президента Насера, не существовало. Рядом с египетской бюрократией и внутри ее росла на подрядах, спекуляции, просто на воровстве и взяточничестве «паразитическая» буржуазия. В деревне окреп слой богатых фермеров. Они превратились в доминирующую силу за пределами крупных городов, и объективные интересы этого класса, не совпадавшие с курсом на углубление радикальных преобразований и реформ, давили на верхи даже в последние годы правления Насера. «Национальная» египетская буржуазия оказывала все большее сопротивление мерам, которые заставляли ее жертвовать личными и классовыми интересами во имя туманных общенациональных целей.

Египетский правящий класс – сложный конгломерат, состоящий из верхушки административного и военного аппарата, «паразитической» буржуазии и «национальной» буржуазии, опирающейся на фермеров, городских торговцев и ремесленников, стремился освободиться от пут, мешавших его развитию. Верхние слои египетского общества, напуганные радикальными преобразованиями, были готовы на сделку с кем угодно, лишь бы помешать их углублению. Они не хотели идти на уступки низам и стремились использовать государственный сектор в своих собственных, а не в общенациональных интересах. Появился еще один важный фактор ближневосточной жизни – финансовое и политическое могущество нефтяных монархий Аравии, которые поощряли капиталистические тенденции внутри египетского общества.

Можно сказать, что в Египте к началу 70-х годов созрели возможности для бескровной смены курса. Такова была тенденция, и речь идет именно о ней, а не о тех, кто ее конкретно олицетворял.