От Ленина до Путина. Россия на Ближнем и Среднем Востоке

Многие лидеры стран Ближнего и Среднего Востока для укрепления своих внутренних позиций нуждались в образе внешнего врага и — предпочтительно — в военной победе над этим врагом. Имея преувеличенное представление о своей военной мощи, они рассчитывали на нее и нередко шли к катастрофе или в лучшем случае к военной неудаче. Пример такого использования американского оружия — поведение шахского Ирана. Но факты говорят о том, что революционно-авторитарные режимы, получавшие в основном советское оружие, действовали таким образом гораздо чаще.

Они обращались к военной силе, а их поражения усиливали их уязвимость. Гамаль Абдель Насер, сирийские лидеры сами позволили втянуть себя в кризис, который кончился их поражением в июне 1967 года, потому что они верили в свою военную мощь. Сирийский и египетский лидеры едва не проиграли в 1973 году. В Сомали Сиаду Барре придала смелости для его авантюры военная машина, гораздо большая, чем было необходимо для обороны, которую Советский Союз создал для него. Сиад начал войну против Эфиопии и проиграл ее. Считая, что военная мощь служит средством достижения политических целей, авторитарные лидеры оказывались в ловушке иллюзий политических преимуществ, которые якобы давала военная мощь.

Уменьшение возможности оказывать технико-экономическое содействие странам Ближнего и Среднего Востока, курс на милитаризацию политики, упование на неверные ориентиры в оценке общего направления социально-политического развития, неспособность эффективно участвовать в ближневосточном урегулировании — все это начиная с 70-х годов приводило к ослаблению советских позиций в регионе. Но кризис переживала не только советская политика на Ближнем и Среднем Востоке. Все больше разлаживалась сама советская политическая структура, в том числе в звеньях, связанных с принятием внешнеполитических решений. Мы вернемся к этому вопросу в специальной главе.

После арабо-израильской войны 1973 года шло быстрое вытеснение Советского Союза с активных позиций на Ближнем Востоке. Садатовский Египет из союзника и главной опорной базы СССР в регионе превращался в страну враждебную СССР и открытую для широчайшего сотрудничества с США. Советская дипломатия стала оттесняться от участия в процессе ближневосточного урегулирования, который в тот момент принял характер двусторонних («сепаратных») соглашений между Египтом и Израилем при посредничестве США.

21 декабря 1973 года на короткое время собралась Женевская конференция (впрочем, без участия сирийцев). Но США, Египет и Израиль вели игру напрямую и не нуждались в сдерживающем советском присутствии. Больше Женевская конференция не собиралась. Попытки СССР реанимировать ее ни к чему не приводили.

Уже 18 января 1974 года египетские представители при американском посредничестве вне рамок Женевской конференции подписали с израильтянами на 101-м километре шоссе Каир — Суэц соглашение о разъединении войск. Израильтяне отходили на 32 км от канала к перевалам Митла и Гидди, египтяне соглашались на существенное ограничение численности своих войск и вооружений на восточном берегу канала. Появлялась возможность открыть канал для судоходства. Советское руководство сквозь зубы дало положительную оценку этому соглашению^{150}.

Чувствуя, куда дует ветер на берегах Нила, Советский Союз расширял связи с Сирией, куда с марта по май 1974 года трижды летал А.А. Громыко, а Москву в апреле во главе партийно-правительственной делегации посетил Хафез Асад. Шло расширение военного, экономического, культурного сотрудничества с Сирией.

Это помогло Советскому Союзу сохранить лицо и 31 мая 1974 года присутствовать вместе с США в качестве сопредседателя Женевской конференции при подписании сирийско-израильского соглашения о разводе войск. Сирии была возвращена часть Голанских высот с Кунейтрой на условиях демилитаризации и размещения здесь войск ООН.

В Москве не оставляли надежду на улучшение отношений с Каиром. В 1974 году дважды шла речь о возможном визите Леонида Брежнева в Египет^{151}. Это означало бы хорошую мину при плохой игре, фактическое благословение Советским Союзом нового курса Египта при сохранении остатков своих позиций и влияния. Но для брежневского руководства такая роль была неприемлемой. В Москве крепло убеждение в «предательстве» Садата, который действовал сначала мелкими уколами, а потом стал наносить все более серьезные удары по престижу и интересам Советского Союза^{152}.