От Ленина до Путина. Россия на Ближнем и Среднем Востоке

Так возникло понятие «некапиталистический путь развития». Оно пребывало на задворках марксистско-ленинской теории социалистической революции и диктатуры пролетариата, пока не появилось в новом, расширенном обличье после XX и XXII съездов КПСС. Затем оно видоизменилось — появились концепции «национальной демократии», «революционной демократии», «социалистической ориентации».

Инициаторами возрождения концепции «некапиталистического пути развития» и ее толкователями выступили старые коминтерновцы Б.Н. Пономарев, И.И. Потехин, Р.А. Ульяновский. К ним присоединился и более молодой цековский «идеолог» К.Н. Брутенц, и большая группа обществоведов, как искренне верящих, так и тех, кто стал разрабатывать эту теорию сугубо в научно-спекулятивных целях. Мелькали такие понятия, как «государство социалистической ориентации», «авангардные партии», «революционно-демократические режимы». Обновленные догмы держались крепко, и еще в 1986 году на XXVII съезде КПСС о концепции «социалистической ориентации» говорили с положительным оттенком^{183}.

Группа сотрудников ИМЭМО под руководством В.Л. Тягуненко попытались назвать основные критерии «социалистической ориентации»: сосредоточение власти в руках групп, выражающих интересы и взгляды трудящихся, и отстранение от политической власти крупной и средней эксплуататорской буржуазии; решающая роль государственного сектора в экономике; ограничение развития мелкого частнопредпринимательского капитала; ликвидация феодального и помещичьего землевладения, социальная направленность аграрных преобразований, развитие сельскохозяйственной кооперации; ограничение деятельности иностранного капитала; союз рабочего класса социалистических государств с трудящимися массами «третьего мира»; создание условий для перехода к социалистическим общественным отношениям^{184}.

Какого-либо широкого распространения концепции советских обществоведов в самих странах с революционно-авторитарными режимами не получили.

Для коммунистов и левых марксиствующих деятелей, близкой к ним молодежи, интеллигенции советский идеал начал тускнеть в 60-х годах, хотя для их собратьев на Западе крушение иллюзий началось со второй половины 50-х годов, точнее, с XX съезда КПСС. Жестокие реалии советской жизни и сталинского преступного прошлого доходили до коммунистов и других левых в странах Ближнего и Среднего Востока. Многие из них традиционно черпали марксистское вдохновение из западных источников. В 60–80-х годах на Западе уже непоправимо упал престиж Советского Союза как модели для подражания, интеллектуалы отворачивались от советской версии коммунизма, от своих компартий, некоторые — в пользу югославской, кубинской или китайской модели. Компартии искали свой, еврокоммунистический путь существования. Вместе с ними стали искать себе подходящие идеологические примеры и арабские, турецкие, иранские левые. Ортодоксальных коммунистов, ориентирующихся на СССР, потеснили и слева (маоисты, поклонники Маркузе, последователи Че Гевары), и справа (сторонники еврокоммунизма, демократического социализма, социал-демократии). Но пока ось общественно-политической жизни в странах Ближнего и Среднего Востока смещалась с конца 50-х до начала 70-х годов влево, у коммунистов оставались шансы для выживания и, возможно, для ограниченного укрепления своих позиций. Их положение осложнилось, когда обстановка начала радикально меняться в 70– 80-х годах, а они сами, как и советское руководство, остались в плену старых лозунгов.

Советская политика на Ближнем и Среднем Востоке, в которой государственные интересы (хотя, как правило, в идеологизированной форме) обычно преобладали, нередко ставила компартии в трудное положение. Коммунистам в египетском концлагере Абу Заабаль было трудно принять тезис об «объективно прогрессивном» характере советской помощи Египту и понять, почему в «Правде» появляется статья «Радость на берегах Нила», которую с удовольствием цитирует Каирское радио, в то время как коммунисты подвергаются в заключении унижениям и избиениям. Примерно так же реагировали коммунисты в Турции и Иране на расширение экономического и политического сотрудничества СССР с этими странами, а значит — с существовавшими там режимами.

Неоднозначный, а порой и противоречивый характер советской политики порождал внутрипартийные конфликты и способствовал многочисленным расколам в компартиях, хотя вряд ли можно считать, что был главной их причиной. В партиях появлялись соперничавшие группировки, стремившиеся к руководству, и при этом ярлыки типа «советский ревизионист» или «маоист» были скорее зашифрованными обвинениями в адрес друг друга, чем свидетельством реальных политических убеждений.