– И как? Потчевали тем, что обещают каждый день?
– А как же. Сразу же накормили, чаем угостили, дали пачку папирос, спички. Приняли как родного. Жаль, что я не знаю номеров пехотных полков и фамилий командиров нашего и пехотных полков; если бы знал, меня бы так быстро не отпустили. «Уходи, – сказали, – когда узнаешь, снова приходи». И я ушёл, – с улыбкой закончил свой рассказ Емцев. – Вернее, уполз так же, как и приполз, – уточнил он.
…Емцева на обеде не оказалось[38]
. И в первый день, и во второй, и на третий. Говаривали, что его пригласили в политотдел 142-й стрелковой дивизии[39].Так мы больше и не видели его. Но не сожалели. Даже рады были, так как старшина Долгов делил привозимый им на санках по утрам «хлеб» не на 87 порций, а на 86.
300 лишних граммов разделяли на 86 человек – приблизительно по 3 лишних грамма каждому. В морозные дни делили на 87, но емцевскую порцию отдавали явно ослабевшим бойцам. Так же поступали со сливочным маслом: вместо положенных в сутки 20 граммов каждому выдавали по 20,23 грамма. И тоже не всегда: в морозные дни ослабевшим счастливчикам выделяли емцевскую порцию. Но вскоре на ДОПе нас «разоблачили», узнали, что на довольствии 1-й батареи не 87, а 86 человек, и мы «лишнюю» порцию создавали за счёт изъятия с каждого в пользу ослабевших от блокады лиц.
Тыл помогал фронту, как и чем мог. Мы, блокадники Ленфронта, изредка получали из тыла посылки. В них были махорка, папиросы, мыло, полотенца, рукавицы или перчатки, шарфы, а то и сухари, конфеты. Посылки получали где-то в АХО, к ним прилагали график очерёдности вручения посылки тому или иному подразделению полка. За посылками была живая очередь. Дошла она и до меня. Было это где-то в январе 1942 года, в разгар блокады.
…Получил посылку и я. Вскрыл, померил перчатки, раздал сухари друзьям, оставив себе кисет с махоркой. На кисете нитками было вышито: «От Ивченко». Фамилия указана, но нет ни имени, ни адреса. «Кто же скрывается за этой фамилией? Он или она? Куда писать, кого благодарить?» – думал я, уроженец далёкого села Сенного Балтского района Одесской области, которое было оккупировано фашистами ещё в начале Великой Отечественной войны и в котором оставалась жена Дуся с дочкой Галочкой, родившейся 4 февраля 1941 года, когда я находился уже в Красной армии.
И вот проснулся я на следующий день и после завтрака, просматривая газету «Красная Звезда», увидел небольшую заметку Бориса Полевого, называвшуюся «Кто ты, родная?». Точно тот же вопрос задавал какой-то другой блокадник из другой воинской части Ленинграда. И почти то же содержимое находилось в полученной им посылке. А может быть, на варежках была вышита одна лишь фамилия, без имени и обратного адреса? Как же обрадовался тогда я, благодаривши Бориса Полевого за заметку в «Красной Звезде»!
От имени всех фронтовиков, хоть раз получивших посылку из тыла, с Большой земли (и в том числе из города, который мы защищали, – Ленинграда), он поблагодарил всех людей, присылавших посылки.