От лица огня

Феликса привыкла и к таким улыбкам, и к таким сержантам. Она знала, как вести себя с ними, могла поставить на место любого, но, кроме дежурного, помочь ей не мог никто.

— Когда это было, какого числа? — поскучнел сержант, выслушав её короткий рассказ, и потянулся к журналу учёта происшествий. — Как звали девочку? Документы есть? Показывай.

С трудом разбирая каракули полуграмотных дежурных, сержант отыскал в журнале запись.

— Фамилии у вас с дочкой, значит, разные, — протянул он, листая паспорт Феликсы. — Вот, у нас записано — Гальденова Басалия, отправлена в детский дом. А в паспорте другое имя, между прочим. Не совпадают имена, понятно?

— В какой детский дом? Скажите адрес!

— Адреса нет.

Феликса опустилась на стул напротив и тяжело посмотрела на дежурного. Каждый удар сердца отзывался тёмной пульсацией в глазах — рано она выписалась из госпиталя, надо было полежать ещё хотя бы день.

— Да ты не переживай, у нас дети не теряются. Я сам из беспризорников, и ничего, видишь, вышел в люди. Вот тебе адресок моего детдома, — сержант решил, что не его забота, та эта девочка или не та. Пусть в детдоме разбираются. — Если там не найдёшь, тебе другой дадут, они же в одной системе работают, знают, что к чему.

Сержант записал название улицы на обрывке исчерканной бумажки и протянул его Феликсе. Он был доволен собой, и тем, как справился с необычной задачей.

— Где это? — Феликса с трудом разобрала незнакомый адрес.

— Придётся тебе побегать. Город у нас небольшой, но улицы длинные. И трамваи…

Трамваи в Молотове ходили страшные — грязные, не крашенные много лет, с битыми стеклами, неизменно полные людей, так что и к дверям было не протолкаться. Феликса отправилась через город пешком по расползающимся доскам тротуаров, огибая кучи мусора. Что она станет делать, когда найдёт дочку? Одна в чужом городе, без тёплой одежды, без денег и жилья. А если не найдёт? Феликса старалась думать о Тами и не хотела думать о себе. Почему Гитл оставила внучку в Молотове, зная наверняка, что Феликса не сможет о ней позаботиться? Как она могла так поступить? Если бы Феликса оказалась на месте свекрови, она осталась бы здесь, осталась бы всей семьёй, и только с семьёй отправилась бы дальше. А Гитл решила иначе… Квартал за кварталом погружалась Феликса в этот угрюмый город, увязала в его ледяной грязи и, казалось, не выберется из него никогда.

— Нет, — уверенно покачала головой заведующая детдомом, посмотрев документы Феликсы, — такая девочка к нам не поступала.

— Может быть, она не назвала свое имя? Ей всего три года, — не отступала Феликса.

— Мы знаем имена всех наших детей, — улыбка у заведующей была хорошая, но взгляд встревоженный. — К тому же я вам точно могу сказать, девочек трёх лет в последний месяц не было. Мальчишки поступали, а девочки — нет.

— Мне сказали, что в городе есть другие детдома, — внятно выговаривать слова Феликсе становилось всё сложнее.

— Есть ещё один, недалеко от речного вокзала. Он почти в центре города — я думала, вы туда уже заходили.

— Нет, не была. Дежурный по вокзалу, сержант, знал только ваш адрес.

— Рыжий такой? Коля Пермяков. Да, он наш, из беспризорников, и фамилию мы ему сами дали когда-то. Всегда был бестолковым, если честно, вот и вас заставил бежать через полгорода. А вам бы полежать, я же вижу. Отдохните. У меня компот из сушёных яблок есть, ещё теплый. Выпейте хотя бы стакан.

Знакомый путь всегда короче, даже если под ногами пузырится чёрная вода и снова начинается противный мелкий дождь. Дорогу до речного вокзала Феликса запомнила твёрдо, только бы успеть до вечера, пока не закрылся детдом. Она шла так быстро, как могла, смотрела вслед редким переполненным трамваям — все эти люди, стоявшие в дверях, свисавшие с подножек, знали, куда им надо, а она не знала и снова заставляла себя не думать, что будет, если Тами не найдётся.

Почему всё-таки Гитл не осталась с ней? Видимо, здесь, на незнакомой улице чужого города, пришло время ответить себе честно — потому что для Гитл Феликса с дочкой не семья. Что делать с таким ответом, Феликса ещё не решила, сперва она должна была найти Тами.

Ей повезло, входную дверь двухэтажного особняка, скрытого в глубине небольшого сквера, ещё не успели запереть на ночь. Желтовато-серый свет двух слабых лампочек, заполнявший широкий вестибюль, не мог скрыть ни осыпавшуюся лепнину на потолке и стенах, ни трещины и сколы на ступенях мраморной лестницы. На месте зеркал, когда-то вмонтированных в стены и давно разбитых, рыжели пятна, небрежно затёртые штукатуркой. Видимо, прежде тут жили состоятельные торговые люди, не желавшие скрывать ни богатство, ни амбиции, но их время прошло.

— Закрыто уже! — крикнула седая нянечка, мывшая нижний пролет лестницы, когда за Феликсой хлопнула тяжёлая деревянная дверь. — Дети поужинали и ложатся спать. Завтра приходите!

Запах хлорки, тяжёлый и едкий, словно стекал по лестнице и наполнял вестибюль.

— Я ищу дочку. Вы только скажите, она у вас?

— У нас или не у нас, говорю же, завтра. Какая она?

— Беленькая, волосы длинные. Три года. Зовут Бассама.